MOSCOWJOB.NET

ИНФОРМАЦИЯ статья № 52

категория :  ОБЩАЯ       Быт дворянской Москвы (1 часть)     Вся система управления, построенная на эксплуатации крестьянского труда, заставляла подчас крестьянина бросать насиженные места и бежать на Украину в надежде хоть там подышать свежим воздухом. Так складывался боярский быт вотчинника на фоне растущего крепостного права, принимавшего все более и более личный характер. В. И. Пичета   Современники описывают Москву половины XVIII в. как большую деревню, как город «деревенский» и по преимуществу барский деревенский: «Москва — это большое село с барскими усадьбами». Как в селе ярким контрастом выступали на взгляд проезжего человека более или менее благоустроенные господский дом и двор, с одной стороны, и жалкие мелкие избушки селян — с другой, так и в Москве взгляд приезжего человека поражало прежде всего разнообразие, пестрота внешнего вида древней столицы. Москва, — пишет современник, — это «великолепные дворцы, разбросанные по всем частям города, и бедные деревянные домишки рядом, превосходные сады и обширные огороды среди наилучших кварталов; огромные крытые базары со множеством всяких лавок и магазины на европейский лад; конские бега на больших площадях, нарочно для этого назначенных и приспособленных чуть не в центре города; в назначенные дни кулачные бои, охоты на медведя и волка (садки), привлекавшие множество зрителей, и рядом театры, цирки, акробаты на европейский лад; питейные дома на каждом “тычке” и церкви, множество церквей — иногда две, три и больше в расстоянии нескольких шагов одна от другой». «Я думаю, — писал К.Н. Батюшков, — что ни один город не имеет малейшего сходства с Москвой. Здесь роскошь и нищета, изобилие и крайняя бедность, набожность и неверие; постоянство дедовских времен и ветреность неимоверная, — как враждебные стихии в вечном несогласии, — и составляют сие чудное, безобразное, исполинское целое, которое мы знаем под общим названием: Москва». Как город «деревенский» Москва половины XVIII в. и до самого 1812 года была по преимуществу деревянной: большинство домов были деревянные, и даже мостовые, где были бревенчатые, где из фашиннику, но чаще совсем не мощеные; камнем, крупным булыжником, прескверно были замощены только главные проезжие улицы, служившие как бы большими дорогами, соединявшими отдельные кварталы города. Боярин в своей вотчине По разным уездам были разбросаны боярские крепостные вотчины и поместья, доходы с которых обеспечивали содержание бояр и их домочадцев. Понятно, почему бояре, жившие постоянно в столице, лишенные поэтому возможности непосредственно вести хозяйство, тем не менее следили за его постановкой, вводили всякого рода усовершенствования, не упуская из виду даже мелочей. Фактически заведывание хозяйством находилось в руках приказчика, получавшего все распоряжения непосредственно от вотчинника и не имевшего решительно никакой самостоятельности. Для заведывания вотчинным хозяйством во дворе боярина находился особый приказ, куда поступали все донесения приказчика и челобитья крестьян и откуда за подписью боярина или лица, заведовавшего приказом, рассылались все распоряжения по вотчинному хозяйству. Управление вотчинным хозяйством складывалось вообще по типу управления в государстве. Боярин для своей вотчины являлся таким же абсолютным монархом, каким являлся «царь всея Руси» для всего населения. Как царская власть управляла государством при содействии центральных и провинциальных учреждений, фактически лишенных самостоятельности даже в пределах действующего права и поступавших по указанию от правительства, так и боярин управлял всем вотчинным хозяйством при содействии вотчинных приказов, куда поступали всевозможные дела, связанные с вотчинным хозяйством, и доверенных лиц — приказчиков, обыкновенно из числа холопов и изредка из среды провинциальных служилых людей. И та, и другая система была построена на принципе централизации, допускающей существование рядом с собой самоуправляющихся миров только в виде вспомогательных органов для лучшего исполнения распоряжений центральной власти. Система централизации в XVII веке страдала отсутствием организации контроля над управлением и повела к множеству злоупотреблений со стороны должностных лиц. Население не имело под руками никаких средств для борьбы с ними, за исключением посылки челобитий в Москву, а правительство находило в интересах контроля наиболее подходящим средством возможно частую смену должностных лиц, большей частью ежегодно. Выезды бояр Одним кланялись в землю; перед другими только наклоняли голову, третьими кланялись в пояс; а «худородые люди», словно сознавая свое ничтожество перед хозяином или зависимость от него, становились на колена, касаясь лбом земли. Равные приветствовали друг друга поцелуями, подачей правой руки. Почетного гостя старались посадить под образа, а с другими хозяин разговаривал сидя, начиная с осведомлений о здоровье; пока переберут всех родственников, времени уходило немало. Только тогда приступали к разговору по существу. Гостя потчевали водкой и разного рода лакомствами: орехами, финиками, фигами. Перед прощанием гость троекратно крестился, прощался с хозяином и уезжал, провожаемый хозяином до порога и далее, опять-таки по мере его достоинства. Боярам приходилось часто выезжать из дома. Ежедневно — утром и вечером — бояре являлись во дворец, летом — верхом, а зимой — в санях, обыкновенно в одну лошадь; сани украшались с возможной для того времени роскошью: обивались атласом, а на спинку саней клали персидский или турецкий ковер. Кучер сидел верхом на лошади, везущей сани, в седле, обитом сафьяном, с золотыми узорами. Голова лошади была убрана колечками, разноцветными перьями и разными звериными хвостами. В большие церковные праздники бояре выезжали для участия в царских выходах, одетые в золотые, бархатные или объяриновые ферязи. Золотые ферези надевались только в наиболее важные церковные праздники: Рождество Христово, Благовещение, Светлое Христово Воскресение и Вознесение, так как в эти дни выходы совершались с особенной торжественностью; бархатная и объяриновая ферязь предназначалась для менее торжественных выходов. Случалось боярам посещать и патриарха для получения благословения по разным обстоятельствам. Выезды бояр не ограничивались только одной Москвой: по обязанности они сопровождали царя во всех его больших и малых походах; иногда и сами они отпрашивались у царя в монастырь на богомолье или на побывку в деревню, куда боярин выезжал со всей семьей и домашними слугами. Поезд такого боярина растягивался на значительное расстояние, встречая в населении такое же подобострастное отношение, как и к царским выходам. Боярские жены и дочери ехали в колымагах или каптанах, закрытых со всех сторон, исключая боковые дверцы с окнами из слюды или бычьего пузыря. Князь Одоевский Довольно часто крестьяне обращаются за ссудой на семена и продовольствие в виде заемного хлеба, который они должны были возвращать из следующего урожая. Впрочем, крестьяне нередко подавали челобитье о сложении недоимки по разным соображениям. Князю Одоевскому крестьяне подавали челобитья о сбавке с них тяглой земли, о разрешении некоторое время пожить в бобылях, «а как меня Бог справит, — говорится в одном прошении, — и аз рад жить за вами, государи, по-прежнему в крестьянах». Подавались челобитья об отозвании приказчика, «потому что нас, сирот, бьет и мучает не про дело, а без вины, и многих нас, сирот, изувечил и глаза подбил, у иных скулу переломил, посылает нас на работу до света за два часа, а с работы спущает в час ночи». На все такие челобитья вотчинник давал ответ, писавшийся тут же на челобитной. Иногда резолюция была окончательной, иногда требовались предварительные справки либо от приказчика, либо от всего мира. Так, когда шла речь о сбавке тягла, князь Одоевский писал крестьянам в лице старосты и выборных: «допросить всех крестьян, можно ли ему на том тягле быть, и будет не можно, и с него тягла сбавить и положить, на кого миром укажут, а на нем тягла оставить по силе». Часто на основании заявлений мира вотчинник отвечал отказом: «все крестьяне сказали, что ему можно на том тягле быть.». Можно сказать утвердительно, что во всех случаях, когда шла речь о сбавке тягла и о переложении его на более состоятельного, обращались к решению крестьянского мира. Не всегда боярин доверял челобитью крестьян: так, в одной челобитной крестьяне одной из морозовских вотчин просили об уменьшении оброка, ссылаясь на неурожай. Морозов не удовлетворил просьбы крестьян, ссылаясь на недостаточную мотивировку: так как у соседнего монастыря в то же лето был хороший урожай, то в неурожае виноваты сами его крестьяне своею леностью. Между боярином и приказчиком поддерживалась постоянная переписка. Обыкновенно из Москвы отдавались приказчику соответствующие хозяйственные распоряжения о начале работ, о производстве разных усовершенствований в хозяйстве. Хотя приказчик являлся только исполнителем хозяйских поручений, но фактически ответственность за ход сельскохозяйственных работ лежала на нем. Крестьяне Морозова Иногда требование экстраординарных столовых запасов ограничивалось деревянной и оловянной посудой, солеными грибами, ягодами. Если в вотчине крестьяне были на барщине, то в Москву посылались только одни столовые запасы. Собранные столовые запасы отправлялись на крестьянских подводах в Москву, где на боярском дворе принимались по счету. Если при приеме чего-нибудь недоставало или что-то оказывалось испорченным, то ответчиком являлся приказчик. О получении припасов боярин отвечал приказчику, указывая, что и как принято, так как порчу припасов боярин, например, Морозов, объяснял нерадением и небрежением приказчика. Под надзором и руководством приказчика, при посредстве старост и земских целовальников крестьяне должны были своевременно отправлять воеводе государевы деньги. Боярину приходилось писать не только одному приказчику, получая от него в свою очередь отписки и донесения. Крестьянский мир обращался к нему часто с челобитья- ми. Они поступали от всего мира, от отдельных лиц, от духовенства той или другой вотчины. Содержание челобитий самое разнообразное: тут и просьба об уменьшении оброка или столовых запасов, жалоба на приказчика, просьба об отпуске на промыслы и выдаче хлеба на семена — словом, крестьянский мир обращался к своему вотчиннику по самым разнообразным хозяйственным делам. Среди дошедших челобитий большинство с просьбой о всяких льготах с указанием на тяжелое экономическое положение; оканчиваются они обыкновенно угрозой разбежаться: «чтобы нам, сиротам, прожить за вами, государи, было в моче, и домишков своих избыть, и в розни не разбрестися». Крестьяне Морозова просят об уменьшении оброка, так как «саранча хлеб ржаной и яровой на полях поела и в гумнах и огородах овощи и траву поела, а иное градом побило. и оттого государеву оброку. мы, сироты твои, оскудали и многие из нас скитаются по миру». О том же просят по случаю дурного улова рыбы. В неурожайный год крестьяне обращаются с просьбой «отпустить их кормиться в мир или по окольным вотчинам». Бывали случаи, когда крестьянин «за скудностью своею уходил кормиться миром на год, чтобы вконец не погибнуть, и голодом с ребятишки не помереть». Оброк и мелкий доход При системе оброчного хозяйства он заключался в оброчных деньгах и так называемом мелком доходе, или столовых запасах, добавочных доходах натурой, поступавших в виде домашней птицы, скота и всяких продуктов: хлеба, яиц, куриц. Оброк и мелкий доход собирались с каждого домохозяина, причем размеры его определялись на сходе миром и были до крайности разнообразны. Этот добавочный налог увеличивался, вероятно, в местностях близких к Москве. Так, в вотчинах Морозова с 11—12—16 дворов, или одной выти, шло: 2 пуда свиного мяса, 1 гусь, 1 поросенок, 30 аршин холста; в других вотчинах, кроме того, 1 утка, 8 кур, известное количество масла, сотня или полсотни яиц. Конечно, столовые запасы варьировались по местностям в зависимости от состояния крестьянских промыслов и хозяйства: поэтому из одних вотчин присылали рыбу и рожь, из других — малину, ягоды, бруснику, грибы, посуду, ложки, чашки. Оброчный доход складывался не только из платы за землю: в некоторых местах вотчинники отдавали крестьянам за оброк лавки, кузницы, харчевни, бани и проруби. Словом, если какую-нибудь статью хозяйства боярин сам не эксплуатировал в свою пользу, то она отдавалась за оброк крестьянам. Оброчные деньги и столовые запасы доставлялись в Москву к Рождеству зимой и летом — к Петрову дню. Так было в вотчинах Морозова. Обыкновенно в ноябре приказчикам посылалась грамота, в которой точно определялось, что должна доставить каждая вотчина. Все это составлялось на основании справки из домового приказа. Часто с приказом о «столовых запасах» отдавалось приказание приготовить к известному времени те или другие запасы или на вотчину возлагалась их покупка; так, в одной грамоте боярин писал: «да взять тебе подать с Мурышкинских и Лысковских кабаков про мой обиход 500 ведр вина доброго и против вина дать сменясь хлеба. Да изготовить про мой обиход 40 четей пшеницы доброй. да купить 100 осетров астраханских, да осенних осетров и белуг с 30 или больше, да 100 пучков вязиги, да 10 пуд. сала говяжья на свечи.» В общем, необходимо отметить, что боярские приказы касаются всех мелочей столового обихода. Иногда среди года отдавался приказ поставить какую-нибудь статью: когда Морозову в 1650 году понадобились скворцы, то было отдано распоряжение «во всех нижегородских и арзамасских вотчинах, у кого есть у охотников скворцы, собрать у всех и прислать ко мне и велеть сделать клетку большую и обить войлоком, чтобы до Москвы везучи не поморозить». Хозяйство в боярских вотчинах Заказчики наблюдали также за тем, чтобы «крестьяне у воров лошадей, разбойных и краденых, и никакой такой же рухляди не покупали, и сами бы не воровали и с ворами б не знались». В интересах того же оберегания крестьян от воров приказчик выдавал от имени боярина проезжие памяти, без которой ни один крестьянин не имел права выехать. И надзор за нравственностью крестьян лежал на приказчике, который должен был требовать от крестьян, «чтобы крестьяне на продажу вина не сидели и табаку не держали, и не пили и не продавали и зернью и картами не играли и плашками не метали и в кабаках не пропивались». Впрочем, разрешалось делать отступления: крестьяне могли курить вино и варить пиво для домашнего употребления по случаю различных домашних торжеств: крестин, родин, свадьбы. Виновных в нарушении наказа приказчик имел право садить в тюрьму, в колоду, в железа, бить батогами и даже кнутом. Кроме того, приказчик должен исправно собирать все помещичьи доходы и производить добросовестно поручаемые ему хозяйственные расследования: «а если солжешь, — говорится в одном наказе, — неправдою сыщешь, и тебе от меня быть в наказанье, не токмо, что наживешь, и старое потеряешь». Одновременно с наказом приказчику и крестьянам вотчины в лице старосты и лучших людей посылался приказ: «приказчика во всем слушать и под суд к нему ходить, и оброчные деньги, и столовые обиходы платить по срокам, а не после срока». Обыкновенно от вотчинника назначался «приказчиков доход», который он сам и собирал с разных сельскохозяйственных продуктов, что, конечно, вело к разного рода злоупотреблениям, иногда очень тяжело отражавшимся на крестьянском благосостоянии. Единственным выходом из создававшегося положение дел была частая смена приказчиков, управлявших иногда вотчинами год или два. Хозяйство в боярских вотчинах складывалось по-разному, в зависимости от разных естественных условий: в одних вотчинах преобладало оброчное хозяйство; в других — барщинное или смешанное; в третьих — боярин стремился развить промысловую деятельность своих крестьян. В зависимости от характера системы хозяйства и складывался помещичий доход. Боярский дворовый чин Если вещественные доказательства были налицо, новобрачные ехали к родителям невесты, которых молодой муж благодарил за воспитание его жены и просил всех гостей «невестина чина» к себе на пир, во время которого новобрачных одаривали подарками, а они со своей стороны подносили дары свадебным чинам. В этот же день новобрачный, как имевший право приезда ко двору, отправлялся во дворец. Государь принимал сидя и в шапке. Все кланялись в землю. Государь спрашивал о здоровье новобрачных, поздравлял с вступлением в брак, благословлял их образами и жаловал подарками в виде соболей, бархата, атласа, камки и тафты, серебряных сосудов, а в заключение всем прибывшим подносили по кубку романеи. Новобрачная к царице не ездила, а посылала и царице, и царевнам подарки, шитые золотом и серебром тафтяные убрусы69. По словам Котошихина, если обнаруживалось, что невеста не сохранила девства, то новобрачный не имел права явиться к царю. На третий день после брака был большой пир у родителей невесты, сопровождавшийся большим разгулом. Наконец и новоселье сопровождалось большим праздником. Служили молебен, потом торжественно освящали помещение; приходили гости, родные и знакомые. Гости приносили хлеб-соль как символы обилия и благополучия. Боярский двор сам по себе представлял самодовлеющее хозяйство, принимавшее иногда значительные размеры ввиду соединения в одном дворе нескольких родственных семейств, живших между собой не в разделе. Сложность и разнообразие хозяйства требовали достаточного количества слуг, найти которых было вполне возможно благодаря сильно развитому полному или кабальному холопству, наконец, просто беглым людям. Число таких слуг в домах некоторых бояр доходило до 1000; но, вероятно, подобное обилие слуг являлось исключением, если только Котошихин правильно передал эту цифру. В доме богатого боярина можно было встретить в числе мастеровых людей поваров, хлебника, квасовара, столяра, сапожника, кузнеца, коновала, швей, сторожа и разных других слуг без определенных занятий. Правительство XVII века И приказчик, посланный в вотчину, представляя собой боярина, на практике допускал значительные отклонения от господских распоряжений, довольно бесцеремонно эксплуатируя управляемых крестьян. У последних оставалось только одно — обратиться с челобитьем к боярину, что они и делали. Население обращалось к центральному правительству не только с жалобами на провинциальных агентов правительства, но и с различными просьбами, например, об уменьшении налогов, сложении недоимок, отсрочках платежей. Такие просьбы правительство в большинстве случаев удовлетворяло, если находило выставленные причины заслуживающими внимания. С такими же просьбами обращаются и крестьяне той или другой вотчины, и тоже не всегда их просьбы бывали безрезультатны. Как ни склонна была вотчинная власть извлекать из вотчины возможно больший доход, довольно часто не считаясь с платежными силами населения, однако чувство самосохранения заставляло быть более внимательным к челобитьям крестьян и удовлетворять их просьбы из боязни, что неудовлетворение просьбы повлечет за собой бегство крестьян и сокращение платежеспособности. Правительство XVII века уже отчасти сознавало необходимость подъема производительности народного хозяйства, так как одним только повышением налогов не было никакой возможности удовлетворять все растущие государственные повинности и нужды. Но то, что правительство более чувствовало, чем сознавало, то большие бояре приводили в исполнение, устраивая в вотчине различного рода заводы, заводя интенсивное сельское хозяйство, — и все это в интересах увеличения доходности с вотчины. Правда, не все бояре являлись изобретательными хозяевами, но во всяком случае это справедливо относительно некоторых, наиболее ловких и сметливых; таковы, например, Морозов, князь Одоевский. Как правительственному агенту приходилось временами проявлять большую изворотливость и ловкость в исполнении самых разнообразных правительственных поручений, так и боярский приказчик, заведывая сложным хозяйством, должен был обнаруживать большую пронырливость и сноровку, удовлетворяя разные требования и желания вотчинника и самого правительства. Уложение царя Алексея Михайловича Поэтому приказчик часто забрасывал письмами боярина, прося его указаний относительно тех или других хозяйственных мелочей, указывая на необходимость начала сенокоса или жатвы и испрашивая поэтому соответствующих приказаний. Конечно, сидя в Москве, трудно было уследить за всеми метеорологическими изменениями; отсюда случались частые промахи в хозяйственных распоряжениях: упускалось удобное время для сенокоса, жатвы. Приказчик, конечно, не был виноват, но вся ответственность падала на него. Уложение царя Алексея Михайловича предоставляло вотчинникам право переводить крестьян из одной вотчины в другую. Такие переводы основывались на разных хозяйственных соображениях: иногда в каком-нибудь имении недоставало рабочих рук, и посылался приказ перевести крестьян одной вотчины в другую. Перевод крестьян являлся также средством наказания. Князь Одоевский говорит, что «он иных перевел за побег и за многие их воровства». Переводились крестьяне из одной вотчины в другую и временно в рабочую пору, когда чувствовалась особенная нужда в рабочих руках. Наконец в руках вотчинника сосредоточивалась большая судебная власть. Правда, судил приказчик с выборными людьми, но окончательная резолюция по большим и спорным делам исходила от самого боярина. Боярский приказ был также и апелляционной инстанцией. В вотчине у Морозова при судебном разбирательстве допускалась и пытка, впрочем, всякий раз с разрешения самого боярина, в особенности когда дело касалось его самого. Бранное слово на государя-боярина едва ли не составляло преступления вроде «оскорбления величества». Помимо судебных наказаний, вотчинники налагали и административные взыскания, подробно записывавшиеся в домовом журнале. И.Е. Забелин первый познакомил читателя с такими записями Морозова, крайне интересными для характеристики вотчинной власти боярина. Приведем несколько распоряжений: «1) Наталье Киселевой за худое мытье наших сорочек не давать Рождественский мясоед весь указного всего; 2) Матвею Павлову за отхождение от горницы во время дневания своего не давать жаркого; 3) всем людям говеть, разделяя пост поровну. А говеть и причащаться всех принуждать всякий год без пропуску. А ежели кто который год не будет говеть, того плетьми, а которые не причастятся, тех сечь розгами, давая поняти тысячу раз нещадно». «Наказ» правительства Как воевода, уезжавший на воеводство, получал из рук правительства «наказ», которым подробно определялся круг его обязанностей, так и приказчик при своем назначении «на приказ» получал от боярина «наказ», в котором так же подробно излагались его обязанности. Приказчик должен был держаться точного смысла наказа: если действительность не подходила под рамки наказа, то приказчик должен был требовать дополнительных распоряжений. Приказчику по приезде на место поручалось принять сначала от прежнего приказчика квартиру со всяким вотчинным и дворовым строением и хлебом и во всем с ним «росписаться»; также «переписать крестьян вотчины и их детей, и братьев, и племянников, и внучат, и захребетников, с отцы и с прозвищи, и, что над кем тягла, и, тому всему учиня росписные и крестьянам переписные книги, прислать к Москве». Переписные книги составлялись обыкновенно так: приказчик совместно с «добрыми людьми» должен был произвести осмотр всей вотчинной земли, проверить межи, угодья, леса, сенные покосы, и все это записать в книгу по отдельным статьям. Оригинал, часто скрепленный подписью приходского священника, посылался в Москву, а копия оставалась у приказчика. Далее в наказе перечисляются обязанности приказчика. Прежде всего ему поручалась вотчинная власть от имени помещика «крестьян ведать, и судить, и расправу меж ними чинить, и от всяких обид оберегать; безволокитно, беспосульно, судить в правду, правого виноватым, а виноватого правым чинить». Судил приказчик не один, а с целовальниками и лучшими людьми, выбранными миром. Эти выборные не только присутствовали на суде приказчика, являясь инстанцией, которой приказчик отдавал свои хозяйственные распоряжения, а староста и целовальники передавали их своим односельчанам: на их имя присылались также распоряжения и ответы на челобитья, подаваемые старостами от лица всей вотчины. Помимо суда приказчику поручалось обратить особенное внимание на разделение тягловых участков «в правду, без поноровки и безпосульно, не наровя никому». В его же руках сосредотачивается и полицейский надзор, осуществляемый при посредстве выбранных «закащиков», «чтобы у крестьян воровским людям приезду не было». Поэтому крестьянин никогда не мог принять к себе какого-нибудь проезжего, не заявив об этом «закащику», которому заявлялось также и об их отъезде, он в свою очередь заявлял о том же приказчику. Домашние праздники Боярство слишком любило старину, чтобы допустить в этом отношении какую- нибудь вольность. Бояре любили оставлять Москву на некоторое время и отдохнуть в деревне, вдали от сутолоки придворной жизни, да кстати и посмотреть за хозяйством и проверить, насколько приводились в исполнение приказчиками отданные ими хозяйственные распоряжения.Жизнь в деревне была менее однообразна, чем в городе. Тут чувствовалось больше свободы и меньше стеснения. Бояре гуляли по имению, входя во все мелочи хозяйства, а больше всего отвлекаясь соколиной и кречетовой охотой, разделяя в этом отношении любовь к охоте Алексея Михайловича. И в женском тереме дышалось легче в деревне, на воздухе: здесь не было стеснительного городского надзора. Боярским дочерям удавалось с деревенскими девушками и в игры поиграть, и песни попеть, и в лес сходить за ягодами, а вечером и покататься на качелях и досках. Удавалось иногда вместе с хозяйкой дома посмотреть и пляску холопов, хотя церковь и к этому относилась отрицательно: «не зрите плясания и иных бесовских всяких игор злых прелестных, да не прельщены будение, зряще и слушающе игор всяких бесовских, таковые суть нарекутся сатанины любовницы», — так говорила церковь, но «многовертимое плясание» было так завлекательно, что и к голосу церкви женская половина боярского терема оставалась равнодушной. С большой торжественностью праздновались в доме боярина разные семейные события. Рождение ребенка, крестины, именины, брак — все это события радостные по существу, и боярин, как и все русские, старался отметить такие дни большим семейным торжеством. Домашние торжества по поводу рождения ребенка открывались «молебным пением» и раздачей милостыни «увечным и убогим». Родильнице приносили поздравление и дарили обыкновенно на счастье деньги; на мужской половине для поздравителей устраивался особый родильный стол. Иногда бояре ходили и «били челом» по этому поводу патриарху, принося ему что-нибудь с родильного стола. На восьмой или сороковой день в доме вторичное торжество — крестины. Крестили большей частью в церквах и редко в домах. При крещении на младенца надевался металлический крест, который оставался на нем в течение всей жизни и потерять который считалось величайшим несчастьем. После обряда духовенство и приглашенные шли в дом «на крестинный стол», с которого кое-что попадало и нищим. Смотрины невесты По случаю именин устраивался именинный стол. С утра именинники или именинницы рассылали гостям пироги, причем именинник относил лично по такому пирогу царю и патриарху. Патриарх благословлял именинника иконой, а гости, приехавшие к именинному столу, приносили именинникам материи, кубки и деньги. Но едва ли не главным событием в доме бояр была свадьба, справлявшаяся в высшей степени торжественно, со всевозможным для того времени блеском и сопровождавшаяся многочисленными обрядами. При тогдашнем взгляде на женщину молодежь не могла, конечно, свободно видеться и уговориться относительно брака. Последний намечался родителями обеих сторон и представлял из себя самую обыкновенную гражданскую сделку, обеспеченную с обеих сторон неустойками. Бояре женили своих сыновей рано, и как только наступало время — начинали подыскивать невесту, не говоря часто ни слова о том своему сыну. Последний иногда узнавал об этом только тогда, когда все предварительные переговоры были окончены и следовало приступить к заключению брачного контракта. Переговоры обеих сторон велись медленно; ни одна из сторон не желала показать, что она заинтересована в браке. Когда обе стороны приходили к соглашению относительно характера и размеров приданого, тогда родственники жениха высказывали желание посмотреть невесту. Обыкновенно родители невесты давали свое согласие, и тогда для этой цели ехала или мать жениха, или какая-нибудь родственница. Смотрины невесты происходили по-разному. Невесту, одетую в лучшее платье, садили за стол с гостями; рядом с ней сажали смотрилыцицу, которая и должна была разведать о качествах невесты, «хороша ли она, не безъязычна ли и речью во всем исполнена». Ответ смотрилыцицы имел для жениха решающее значение. Случалось, что во время смотрин показывали не ту, которую выдавали замуж. Когда после венчания открывался обман, потерпевшему оставалось одно — жаловаться духовным властям, которые иногда, по расследовании дела, расторгали брак, что, впрочем, бывало довольно редко. Обыкновенно супругам приходилось доживать дни вместе, и только постриг да скоропостижная смерть, подчас насильственная, освобождали супруга от ненавистной для него жены. Сговор сторон После смотрин происходил так называемый сговор. В назначенный день жених, родители жениха и ближайшие родственники приезжали к родителям невесты. Гостей встречали со всевозможными почестями и сажали под образа. После продолжительного молчания приступали к заключению свадебной рядной записи, в которой точно записывались размеры приданого и назначался срок для церковного венчания. Сроки бывали различные: Котошихин отмечает, что свадьбы совершались спустя неделю, месяц, полгода, даже больше после сговора. Если к установленному сроку какая-нибудь из сторон отказывалась от брака, то платилась неустойка, размер которой определялся в записи. Свадьбы расстраивались по разным причинам: потерпевшая сторона обращалась к патриарху, который разбирал дело и решал, кто должен платить неустойку. В Москве было всегда много досужих любителей и любительниц расстраивать браки; стоило только шепнуть жениху, что его невеста «в девстве своем нечиста или глупа, или нема, или увечна, и что-нибудь худое за ней проведают и скажут», а невесте, что ее жених «пьяница или зерныцик, или уродлив», — как брак расстраивался. В назначенный для свадьбы день к жениху приезжали родственники и чужие люди, исполнявшие во время свадеб различные свадебные должности. Тут можно отметить тысяцкого, родителей жениха или посаженных отца и мать, если не было родных родителей; отец и мать жениха благословляли его на брак, а родители невесты выдавали невесту; сидячие бояре и боярыни, сопровождавшие жениха в церковь; наконец свечники, коровайники, фонарщики — из числа прислуги. Едва ли не самой главной должностью был ясельничий, или конюшний, обязанности которого состояли во том, чтобы во время свадебного торжества не случилось какого-нибудь колдовства, порчи, лиха. Накануне свадьбы собирались гости и жениха, и невесты. Пировали, пели песни, провожали молодость. Венчание происходило вечером или после обедни. Когда жениху дадут знать, что невеста готова идти к венцу, то жених немедленно отправлялся со своими поезжанами в дом невесты. Впереди шли коровайники с короваями, потом свечники и фонарники, священник с крестом, бояре, затем жених под руку с тысяцким и поезжане. Колымага или сани Жениху устраивалась торжественная встреча. Его вводили в залу, где уже ожидала невеста. Так впервые лицом к лицу сталкивались жених с невестой. Впрочем, невеста оставалась с покрытым лицом. Затем с благословения священника зажигались свадебные свечи и приступали к чесанию и обкручиванию невесты. Сваха снимала с нее покрывало, потом венок, а другая женщина подносила кику и гребень. Гребнем, омоченным в чарку с медом, расчесывали волосы, затем скручивали их и надевали кику, после чего лицо закрывали фатой. Во время этого обряда жених не мог видеть невесты, так как их разделял протянутый большой кусок фаты. Весь этот обряд сопровождался пением свадебных песен, а гости пили и ели разные яства. После третьего яства сваха просила у родителей благословения вести молодых к венцу. Тотчас же подымались родители и благословляли образами, а новобрачные кланялись и принимали благословение. Затем отец и мать обменивали их кольца, после чего все направлялись в церковь. У крыльца садились на богато оседланных лошадей или в колымаги, если была плохая погода. Колымага или сани невесты покрывались бархатом и коврами. С невестой садилась сваха. Когда молодые входили в церковь, ясельничий оставался около церкви «оберегать свадебный поезд», чтобы не случилось какого-нибудь колдовства и чтобы кто-нибудь не перешел дороги между конем жениха и экипажем невесты. После церковного венчания присутствовавшие поздравляли обвенчавшихся, а тысяцкий посылал гонца к родителям невесты с известием о благополучном совершении бракосочетания. Тут же разрезали каравай, а священник рассылал его отцам обоих семейств в знак будущей приязни. При выходе невесты из церкви ее осыпали семенами льна и конопли. Поезд отправлялся в дом мужа. Родные с образом и хлебом-солью встречали новобрачных. Затем садились за стол и начинался свадебный пир, во время которого новобрачной открывали лицо. Во время свадебного пира новобрачным ничего не полагалось есть, а после подачи третьего блюда-лебедя новобрачные шли «опочивать». Гости продолжали пировать. Комната новобрачных охранялась ясельничим. На другой день новобрачных вели в отдельные бани, где их мыли вином и медом. Мытье в бане имело огромное значение для новобрачной. Мать мужа и сваха должны были убедиться, действительно ли невеста сохраняла девственность, или нет. Женская прислуга Общее заведывание всеми слугами входило в обязанности ключника и дворецкого. Первый фактически вел хозяйство, еженедельно отчитываясь перед хозяином в израсходованных суммах; второй заведывал собственно дворовыми людьми, следя за их поведением и донося обо всем случившемся хозяину; он же разбирал споры между слугами и наказывал их по приказанию господина. Женская прислуга находилась в заведывании хозяйки дома или особой ключницы; часть ее исполняла в доме необходимые черные работы — топила печи, мыла, готовила разные запасы; другая часть занималась вышиванием и вообще шитьем совместно с госпожой. Из числа домовых слуг назначались управители в вотчины. Весь домовый штат делится на три статьи: большую, среднюю и меньшую. В зависимости от принадлежности к той или другой статье им назначалось жалованье. Одни получали денежное вознаграждение погодно и содержание; другие же только денежное жалованье, колебавшееся от 2 до 10 руб. в год. Независимо от этого хозяева жаловали иногда платьем и блюдами слуг, к которым относились особенно милостиво. Внешний вид слуг не был особенно привлекателен: ходили они большей частью в разорванных одеждах, и только во время приезда гостей доставалось из кладовых особое носильное платье, которое выдавалось слугам, но зато последние должны были вернуть его в полной исправности под угрозой жестокого наказания. Женатые дворовые люди помещались в особых избах, причем часто в одной избе соединялось несколько семей, холостые же или девушки жили в специально построенных для этого помещениях или находились при господской поварне, мыльне, конюшне, сараях. Часть девушек, занимавшихся вышиванием, жила в боярских покоях и спала в сенях, отчего они и приобрели название сенных. В большинстве случаев жизнь дворовых людей складывалась плохо: хозяева плохо кормили и одевали их, часто держа прямо впроголодь. Недаром боярские холопы составляли разбойничьи шайки, грабя всех проходящих и проезжавших. Особенно увеличивалось их количество во время голода. За всякое неповиновение и провинность холопа подвергали телесному наказанию, и хотя «Домострой» рекомендовал «не увечить и не калечить», но эти правила для жестокого хозяина не имели, конечно, и не могли иметь значения. Бывали случаи насилования жен рабов и растления девок. И все это проходило безнаказанно. Браки между холопами и холопками заключались по усмотрению хозяина, имевшего всегда в виду одни экономические цели.     автор :  архив e-mail :  moscowjobnet@gmail.com www :  Google plus статья размещена :  24.09.2019 23:44                НАЗАД     НА ГЛАВНУЮ         MOSCOWJOB.NET Администрация сайта не несет ответственности за содержание объявлений. moscowjobnet@gmail.com