MOSCOWJOB.NET

ИНФОРМАЦИЯ статья № 65

категория :  ОБЩАЯ       Дореволюционные Банки Москвы (часть 5)     Налаженные заграничные связи В Париже бывший харьковский банкир благополучно устроился директором Швейцарского для внешней торговли банка. Когда страсти вокруг его банкротства несколько поутихли, Шкафф вновь вернулся в Россию и, очевидно, благодаря налаженным заграничным связям в начале 1910 г. оказался в совете Петербургского Частного банка, где заседал до начала мировой войны.   Международному Торговому банку, ставшему после бегства Шкаффа юридическим собственником заложенных им бумаг, пришлось глубже вникнуть в эти дела. В 1900 г. в совет Костромского банка был делегирован директор правления московского патрона А.М.Штром. От части его акций удалось избавиться, но все же в портфеле банка Полякова остался пакет на 200 тыс. р., и еще на 500 тыс. р. имел он кредиторской претензии. В случае краха Костромского банка последствия для банка-патрона были бы непредсказуемы, поэтому, как позднее писал Штром, «Международный банк волей-неволей должен был стремиться к ограждению своих интересов. и оказался вынужден во что бы то ни стало поддержать Костромской банк. Только при этом условии можно было рассчитывать получить что-нибудь в будущем». Положение Костромского банка действительно оказалось критическим. На долгах тому же Шкаффу, заложившему в подчиненном банке бумаги еще ряда своих предприятий, он потерял фактически 730 тыс. р., списав за 1901 г. весь запасной капитал в сумме 76 тыс. р. Проведенная в сентябре 1901 г. правительственная ревизия обнаружила явных убытков на сумму 438 тыс. р. при основном капитале 772,5 тыс. р., что означало фактическое банкротство. Однако под влиянием, по всей очевидности, руководителей банка-патрона Министерство финансов не потребовало ликвидации, а, напротив, предоставило Костромскому банку кредит в 300 тыс. р. под залог оставшихся от Шкаффа бумаг. Но ни заступничество Международного банка, ни помощь со стороны Министерства финансов нужного результата не дали. Проведенная в начале 1904 г. инспектором Госбанка Д.Е.Куриленко очередная ревизия дел банка обнаружила, что он оказался еще втянутым в финансирование слабого предприятия по производству строительных материалов, которому передал львиную долю правительственной ссуды. Самоубийство председателя правления Самоубийство в феврале 1904 г. председателя правления С.Ф.Рузского как бы поставило трагическую точку на деятельности банка — он фактически лопнул. Тем не менее решением Госбанка в апреле 1904 г. ему была предоставлена еще одна ссуда в 250 тыс. р. Управляющий Госбанком С.И.Тимашев, отдавая себе отчет, что «проектируемая поддержка может оказаться бесполезной», распорядился все же выдать субсидию, так как «крушение банка могло бы быть причиной тревоги на денежном рынке, а в частности отразилось бы на положении Московского Международного Торгового банка». Несмотря на совместные усилия Госбанка и поляковского банка, введшего в правление еще одного своего представителя, в октябре 1904 г. «вследствие крайне стесненного положения кассы» Костромской банк прекратил платежи. Его крах обошелся московскому патрону в 185 тыс. р., которые пришлось списать по акциям. Затем реорганизации подверглось другое дело, доставшееся от Шкаффа, — О-во Боте, в правлении которого с 1902 г. участвовали два представителя Международного торгового банка. В 1904—1905 гг. основной капитал общества 500 тыс. р. по настоянию директоров банка, владевших к тому времени пакетом акций на 236 тыс. р., был сначала снижен до 300 тыс. р., а затем увеличен до 1 млн р. Все 2,8 тыс. новых акций на сумму 700 тыс. р. поступили в депо банка в зачет долгов фирмы. Общество постепенно расширяло пивоваренное производство, и у правления банка были основания рассчитывать на повышение курса его акций. В результате проведенной комбинации объем финансирования фирмы Боте составил около 1 млн р. Финансовому «оздоровлению» был подвергнут и Балтийский Торгово -промышленный банк. В 1902 г. Международный Торговый доплату по принадлежавшим ему акциям Балтийского банка 200 тыс. р., приняв в обеспечение всех долгов закладную на недвижимое имущество того лидера графа Стенбок на сумму 450 тыс. р. и новый пакет акций. В итоге он стал обладателем пакета на сумму 400 тыс. р. из основного капитала в 1 млн р. В совет Ревельского банка были введены два представителя. Портфель банка Кроме того, в портфель банка перешли заложенные харьковским банкиром М.Д.Шкаффом акции Костромского коммерческого банка и О-ва пивоваренного завода Ф.Боте в Екатеринославе на общую сумму около 800 тыс. р. В данном случае хозяева московского банка стали жертвой еще более ловкого, чем они сами, дельца. Владевший банкирской конторой «харьковский 1-й гильдии купец» М.Д.Шкафф в конце 1890-х гг. создал свою банковско-промышленную группу, в основе которой лежала неприкрытая биржевая спекуляция и кредиты в «дружественных» банках. История оборотистого банкира подробным образом прослежена в судебных материалах, возникших в результате иска ликвидационной комиссии по делам Костромского банка к бывшему правлению. В 1898 г. Шкафф учредил О-во Боте с основным капиталом 500 тыс. р., пригласив в правление родственника Л.С.Полякова — директора Международного Торгового банка Г.А.Шмелькина, с которым у харьковского дельца сложились тесные связи. Дело в том, что с 1897 г. Шкафф начал скупать акции скромного провинциального Костромского банка, основной капитал которого равнялся всего 500 тыс. р. Купленные акции он закладывал с одобрения Шмелькина в Международном Торговом банке, а на полученные кредиты приобретал новые. С помощью Шмелькина Шкафф в конце концов прибрал Костромской банк к рукам. Хотя формально он не участвовал в управлении, но во главе банковского руководства с 1898 г. оказался ставленник харьковского банкира С.Ф.Рузский, а основной капитал был увеличен до 600 тыс. р. Принадлежавшие Шкаффу контрольные пакеты провинциального банка и О-ва Боте оказались на онкольном счету в Международном Торговом: к 1900 г. там находились бумаги на общую сумму 599 тыс. р., в том числе 1888 акций О-ва Боте номинальной стоимостью 472 тыс. р. и 3 тыс. акций Костромского банка на 300 тыс. р. С наступлением биржевого кризиса в начале 1900 г. правление московского банка потребовало от Шкаффа выкупить заложенные бумаги по курсовой цене (акции Костромского банка на сумму 525 тыс. р. и О-ва Боте — 380 тыс. р.). Однако в феврале 1900 г. Шкафф прикрыл свою контору, и, когда Харьковский окружной суд объявил его банкротом, он был уже за границей. Политика чиновников Министерства финансов В ответ Зелинский подал на имя управляющего Госбанком С.И.Тимашева объяснительную записку, раскрывающую политику чиновников Министерства финансов в поляковских банках. В сентябре 1901 г., говорилось в ней, Зелинский был вызван к управляющему Госбанком Э.Д. Плеске, который дал устные указания относительно того, что Л.С.Поляков в ближайшие дни прекратит платежи, но его банки не будут ликвидированы, и потому представителям Министерства финансов «не следует заниматься прокурорским рассмотрением дел банков и играть в них главенствующую роль». Но, поскольку Поляков юридически не был объявлен несостоятельным, а в правлении и совете Международного банка сидели, по выражению Зелинского, исключительно его избранники, ему поневоле пришлось нарушить данную инструкцию и «взять на себя управление банком». В 1902 г. он выхлопотал у Витте право вето на решения правления и совета, собрал справки о положении кредитных и других поляковских предприятий, но, как признавался в записке, скрыл обнаруженные им убытки, так как «иначе вставал вопрос о ликвидации банка, что отнюдь не входило в цели правительства». Реальные результаты деятельности чиновника оказались невелики. Зелинскому удалось устранить из правления Г.П.Выдрина — родного брата жены Л.С.Полякова. Он сократил смету банка за счет экономии, исправил счетоводство и т.п., ограничившись, таким образом, второстепенными мерами, которые не могли существенно повлиять на положение банка, ресурсы которого были заморожены в сомнительных активах. По уточненному балансу банка на 1 апреля 1902 г., у него значилось четыре основных дебитора (должника): сам Поляков (6775 тыс. р.); его Персидское т-во (4735 тыс. р.); Балтийский Торгово-промышленный банк в Ревеле (2432 тыс. р.), в обеспечение долга которого был принят пакет акций патронировавшихся Балтийским банком предприятий на 900 тыс. р., и крупный акционер и член совета Южно-Русского Промышленного банка А.И.Антонович (375 тыс. р.), представивший в залог 1333 акций Южно-Русского банка и 820 акций небольшого машиностроительного завода в Рязани. Предусмотрительные сыновья банкира Предусмотрительные сыновья банкира, заметим, отказались вступить в права наследования, чтобы не принимать на себя долг отца, и учредили над имуществом опеку. Остаток капитального долга был списан за счет прибылей Госбанка, причем он не был отражен в его балансе. В «заграфных счетах» находились и неуплаченные проценты. Попытки Барка покончить с этим делом, получив хоть что-то в уплату процентов, привели лишь к тому, что в сентябре 1917 г. сын Л.С.Полякова, М.Л.Поляков, предложил Госбанку в окончательный расчет 1 млн р. с выплатой в течение 10 лет. Госбанк принял эту подачку, но воспользоваться ею вследствие свершившейся вскоре революции не смог. Так закончилось многолетнее участие Министерства финансов в деле Полякова, ставшем одним из наиболее ярких прояввлений антикризисной экономической политики царского правительства. Вернемся, однако, к другой пострадавшей при этом стороне — «поляковским» коммерческим банкам. Как им удалось пережить период острейшего кризиса начала 1900-х гг. Фактическое банкротство Полякова дорого им обошлось: на конец 1901 г. непогашенные долги банкирского дома трем коммерческим банкам составляли 27,1 млн р., в том числе Международному Торгово — 16,7 млн р., Южно-Русскому — 6,9 млн и 3,5 млн р. — Орловскому46. По оценке компетентных чиновников Госбанка, бесперспективные в смысле погашения долги трех банков исчислялись в размере 19,1 млн р., из них 13,8 млн р. — в Международном Торговом банке. После того как банки не выдали дивиденд за 1901 г., их положение открылось для публики и ситуация приобрела скандальный характер. В сентябре 1901 г., по решению Витте, как уже отмечалось, в правления трех банков были введены представители Министерства финансов. К ним в итоге перешли основные нити управления, хотя командированным» чиновникам пришлось преодолевать сильное противодействие со стороны бывших хозяев. Так, в начале 1905 г. группа акционеров Международного Торгового банка обратилась с просьбой удалить из правления представителя финансового ведомства Г.В.Зелинского, разорявшего, как было заявлено, акционеров своими действиями. Представление балансы банкирского дома Полякова О ходе и результатах ликвидации дают представление балансы банкирского дома Полякова на 1 января 1902 и 1909 гг. и 1 ноября 1910 г., отложившиеся в фонде Госбанка. Типографски отпечатанные, они имели гриф «секретно», будучи составленными чиновниками Московской конторы Госбанка «для служебного пользования». Из балансов видно, что к 1909 г. банкирский дом продолжал номинально существовать, находясь целиком на содержании Государственного и частных «поляковских» банков. Если к 1902 г. среди пассивов значились вклады на 2,9 млн р., суммы, полученные от подчиненных компаний (Московского о-ва подъездных путей, Домовладельческого о-ва), — на 4,4 млн, долг Госбанку — всего 3,9 млн р. и частным банкам — 17,8 млн р., то к 1909 г. картина решительно изменилась. Из баланса исчезли собственные средства, зато долг Госбанку по разным счетам достиг 25,9 млн р., в том числе 6,5 млн непогашенных процентов, а долг частным банкам — 22,8 млн р. Активы же банкирского дома остались примерно на том же уровне: основную их часть составляли собственные негарантированные процентные бумаги, т.е. за 8 лет «спасания» Полякова Госбанку удалось продать из активов всего на 3 млн р. Существенных результатов Министерству финансов удалось добиться за последующие полтора года. К 1 ноября 1910 г. сумма долга банкирского дома Госбанку сократилась до 22,1 млн р. в том числе 7.9 млн р. процентов, частным банкам — до 10,4 млн р., а сумма негарантированных бумаг банкирского дома снизилась до 27,2 млн р., т.е. на 13,2 млн р. К тому времени, по оценке П.Л.Барка, Госбанк «реализовал частью путем продажи на бирже, частью путем зачисления в портфель банка по биржевой цене все обеспечивавшие долг Полякова процентные бумаги» 42. Коковцов вспоминал впоследствии, что в 1910 г. из-за них ему пришлось выдержать столкновение с П.А.Столыпиным, настаивавшим на их скорейшей продаже. В ноябре 1910 г. из депо Госбанка было продано бумаг на 7.9 млн р. К 1912 г. банкирский дом задолжал Госбанку 3,4 млн р. капитального долга и 8,1 млн р. набежавших процентов, а к 1914 г., когда Л.С.Поляков скончался, — 1,4 млн р. и те же 8,1 млн р. процентов. Принудительная продажа бумаг Поскольку принудительная продажа бумаг, обеспечивавших ссуды Полякова, в том числе и акций его банков, могла повредить проектируемому слиянию, Совет Госбанка в начале 1908 г. решил вновь повременить с развязкой дела. Комитет финансов, куда Коковцов в очередной раз направил дело о долгах Полякова, в феврале 1908 г. постановил «порядок ликвидации передать на усмотрение министра финансов», т.е. самого Коковцова. Лишь после образования Соединенного банка Министерству финансов удалось, наконец, погасить обременительный долг, приступив в начале 1909 г. к продаже акций «небольшими партиями и с перерывами» на вновь оживившейся бирже. После того как Совет Госбанка в июне 1909 г. постановил начать реализацию заложенных бумаг, и в первую очередь Московского и Ярославско-Костромского земельных Банков, Поляков вновь попытался спасти свою фирму. Он обратился в министерство с ходатайством о рассрочке уплаты долга и приостановке продажи бумаг банкирского дома. В докладе царю по этому поводу 4 сентября 1909 г. Коковцов признал «ненормальное положение», сложившееся с долгом Полякова, который «остается пока номинальным собственником разных акций», и в результате «заведомо несостоятельный должник направляет деятельность крупных промышленных дел». Министр финансов настаивал на отказе в ходатайстве и скорейшей реализации бумаг банкирского дома, поскольку «задолженность Полякова является одною из самых тяжелых статей банковских активов, обращающей на себя внимание в прессе и в финансовых кругах». Согласно резолюции Николая II, дело было передано в Совет министров, который в октябре 1909 г. констатировал, что «деятельность банкирского дома признана компетентными правительственными органами имеющей явно спекулятивный характер и что Госбанк, затратив огромные суммы на предотвращение несостоятельности Полякова, фактически принял на себя его обязательства и вступил в распоряжение имуществом банкирского дома, стоимость которого далеко не покрывала произведенных Госбанком за счет Полякова выдач». Стремясь как можно быстрее избавиться от этого приобретавшего скандальный характер дела, Совет министров поручил Коковцову «озаботиться скорейшей реализацией находящегося в залоге Госбанка движимого и недвижимого имущества Полякова». Ликвидация долга Полякова Совет банка отклонил ходатайство на том основании, что «значение фирмы Полякова как банкирского дома совершенно утрачено, и весь вопрос должен быть сведен к ликвидации долга Полякова Государственному и частным банкам». Реализацией активов банкирского дома занималось Особое совещание по делам Л.С.Полякова при Московской конторе Госбанка, в состав которого вошли представители Министерства финансов в правлениях поляковских банков. Перспектива оказаться отстраненным от дел вынудила московского банкира всячески противодействовать работе Особого совещания, пользуясь тем, что ликвидация активов фирмы могла производиться только с согласия ее владельца. В результате такого абсурдного положения не были осуществлены предполагавшиеся запродажи недвижимого имущества Московского лесопромышленного т-ва и акций Московского Земельного банка на сумму 5,4 млн р. из портфеля Госбанка. На состоявшемся в апреле 1905 г. заседании Комитета финансов новый глава Министерства финансов В.Н.Коковцов призвал не торопиться с реализацией активов Полякова ввиду ее убыточности. Бумаги Полякова по-прежнему котировались на бирже крайне низко, поэтому Комитет постановил вплоть до окончания русско-японской войны вести ликвидацию «с сугубой осторожностью». После заключения Портсмутского мира была предпринята новая попытка реализовать пакет акций Московского Земельного банка, но в связи с падением курсов, вызванным революционными событиями осени 1905 г. продажа бумаг вновь была отложена. В ЦГИА г. Москвы сохранились ведомости о движении «ссуд на особых основаниях», в которых зафиксированы все изменения по счетам Госбанка с Поляковым. К 1908 г. капитальный долг банкирского дома уменьшился незначительно — с 20 до 18,1 млн р. В то же время неуплаченные проценты выросли до 4 млн р. «Ввиду сомнительности возмещения их Поляковым» они не проводились по балансу Госбанка, представляя собой скрытые убытки от кредитования московского банкира. В итоге к 1908 г. за Поляковым числился долг на сумму 22,1 млн р. Последний этап ликвидации долга Полякова относится ко времени создания Соединенного банка, образованного в 1909 г. на основе трех бывших поляковских банков. Активы конторы Полякова В обеспечение Госбанком были приняты активы конторы Полякова, за исключением бумаг, заложенных в поляковских банках, что составило около 17,6 млн р. Непогашенный остаток в сумме 6 млн р. был обеспечен соло-векселями банкира. Вся кредиторская претензия к банкирской фирме Полякова в итоге была консолидирована примерно поровну в Госбанке (23,5 млн р.) и в трех банках поляков- ской группы (23 млн р., в том числе 5,3 млн — в Орловском, 7,7 млн — в Южно-Русском и остальные 10 млн — в Международном Торговом). Оставляя значительное бремя долгов на коммерческих банках Полякова, чиновники Министерства финансов исходили из того, что по составу администрации они не могут прибегнуть к экзекуции и вызвать крах банкирского дома». Взяв на себя часть долга Полякова, финансовое ведомство и Госбанк как исполнитель его воли длительное время не могли приступить к выполнению главной задачи — продаже активов банкирского дома — вследствие низкого биржевого курса большинства принятых от Полякова ценностей. В течение 1902—1904 гг. удалось из-за экономического кризиса продать бумаг всего на 1,6 млн р., в том числе на 657 тыс. акций Петербургско-Московского банка, приобретенных Азовско-Донским банком, переехавшим в Петербург. В казну были выкуплены предприятия Полякова, представлявшие непосредственный интерес для Министерства финансов. В частности, в 1902 г. Государственным казначейством были приобретены акции учрежденного в 1895 г. с основным капиталом 1,5 млн р. О-ва Энзели-Тегеранской колесной дороги, четыре пятых пакета которых находилось у Полякова. Облигационный капитал дороги в размере 4,1 млн р. с самого начала был выкуплен казначейством. Теперь казна забрала дело целиком в свои руки. В докладе царю 17 мая 1902 г. Витте констатировал, что «дела общества пришли в полный упадок», но, «принимая во внимание государственное значение пути Энзели—Тегеран», настаивал на выкупе дороги и получил соответствующее разрешение. Собственно банкирская деятельность дома Полякова была практически свернута. В 1904 г. в поисках выхода Поляков обратился в Госбанк с предложением перевести туда претензии трех банков с 15-летней рассрочкой выплаты всего долга. Окончательное решение Тем не менее он затруднился принять окончательное решение, поставив перед монархом и членами Комитета финансов вопрос, «следует ли ограничить правительственное воспособление предприятиям Лазаря Полякова пределами, указанными в составленных по всеподданнейшим докладам моим высочайших повелениях, или же надлежит распространить воспособление на банкирский дом Полякова, и на каких именно основаниях». Перипетии обсуждения в Комитете финансов обстоятельно освещены И.Ф.Гиндинымб, поэтому отметим лишь, что антисемитские настроения части членов Комитета и самого Николая II, потребовавшего в резолюции на журнал Комитета «освободить Москву от еврейского гнезда», не смогли пересилить страх перед обострением кризиса в случае краха Полякова. На участников заседания произвела впечатление реакция торгово-промышленной Москвы, переданная вызванным в Петербург председателем Московского Биржевого комитета и главой Торгового банка Н.А.Найденовым. «Поддержка Полякова, — заявил он, — будет в торговых сферах встречена с несомненным сочувствием, так как устраняет общее ухудшение дел»7. В итоге было принято компромиссное решение: финансовую помощь из Госбанка Полякову оказывать без ограничения суммы, однако предоставлять ее с целью постепенной ликвидации банкирского дома. Таким образом, контора Полякова и подчиненные ему банки с 1902 г. перешли на казенное иждивение и фактически управлялись введенными в состав правлений банков представителями Министерства финансов. Основные направления политики финансового ведомства в деле Полякова исследованы И.Ф.Гиндинымл Тем не менее обнаруженные автором новые архивные документы, в числе которых следует выделить составленную в 1915 г. записку министра финансов П.Л.Барка «По делу банкирского дома Л.С.Полякова», позволяют подробнее осветить историю взаимоотношений московского банкира с финансовым министерством и банками его группы. Госбанк по принятии решения о помощи Полякову прежде всего взялся за ликвидацию пассивных счетов банкирского дома, выплатив кредиторам около 23,5 млн р., в том числе по вкладам и текущим счетам — 9,5 млн, русским банкам по счетам, обеспеченным ценными бумагами, — 7,1 млн и заграничным корреспондентам банкирского дома — 3 млн р. Сентябрьский доклад Не желая допустить краха банков, Витте рассчитывал, что они сумеют воздержаться за счет отделений, и потому предлагал те же меры, что и в сентябрьском докладе: введение представителей Министерства финансов в правления и «чрезвычайные кредиты из Госбанка на предмет удовлетворения вкладчиков». Однако вскоре выяснилось, что в чрезвычайной помощи нуждаются не только банки, но и их фактический хозяин. 1 декабря 1901 г. была проведена правительственная ревизия банкирского дома «Л.С.Поляков», которая обнаружила, что все его активы заложены: недвижимость — в земельных банках, процентные бумаги и акции — в коммерческих, главным образом собственных, и отчасти за границей. При основном капитале 5 млн р. банкирский дом располагал активами в 53,5 млн р., в том числе гарантированными бумагами — на 1 млн р., акциями Московского и Ярославско-Костромского земельных банков — на 8,6 млн, акциями четырех коммерческих банков — на 12,9 млн, акциями промышленных компаний — на 21,5 млн р. и др. В связи с падением биржевых курсов ценных бумаг их реальная стоимость должна была быть понижена на 13,1 млн р., а величина активов — до 37,4 млн р., и, таким образом, образовывался дефицит в 10,9 млн р. Фирма Полякова фактически обанкротилась и должна была по закону объявить несостоятельность. Результаты ревизии заставили Витте еще раз вернуться к «поляковскому» делу. На этот раз он не рискнул действовать в одиночку. Поскольку речь шла теперь не только об акционерных банках, но и о самом банкире, министр решил заручиться поддержкой коллегиального органа — Комитета финансов, куда по «всеподданнейшему» докладу от 9 декабря 1901 г. передал на обсуждение вопрос «об оказании правительственного воспособления банкирскому дому Лазаря Полякова». На заседании Комитета глава финансового ведомства склонялся к тому, что «если крушение названного банкирского дома и вызвало бы временные осложнения в положении некоторых предприятий, преимущественно Московского района, то едва ли оно могло бы на продолжительное время отразиться существенно неблагоприятным образом на общем течении торгово-промышленных дел в империи». Правительственная ревизия банка В августе 1901 г. была проведена правительственная ревизия банка, по итогам которой Витте принял решение о его ликвидации и передаче филиалов Северному банкуй. Так прекратил существование банк, в котором главенствовали представители петербургской ветви семейства Поляковых во главе с Я.С.Поляковым. Вскоре настала очередь и московского банкира. В начале сентября 1901 г. Витте докладывал царю о положении трех коммерческих банков, хозяином которых являлся Л.С.Поляков. К 1901 г. он владел из 40 тыс. акций Московского Международного Торгового, 16,5 из 25 тыс. акций Южно-Русского Промышленного и 11 из 20 тыс. Орловского банков. Кроме того, крупные пакеты держали его жена, Р.П.Полякова, и несколько сыновей. «Затруднительность положения, — докладывал Витте, — заключалась в том, что руководимые Поляковым правления этих банков затратили значительную часть банковских средств на выдачу ссуд под различные принадлежащие Полякову акции и на широкое кредитование различных промышленных предприятий, в которых Поляков являлся равным образом главным, а иногда единственным заинтересованным лицом». В случае истребования вкладов эти банки, заморозившие средства в активах Полякова, легко могли оказаться неплатежеспособными. Проводя антикризисную политику, Витте «испросил» у царя для них крупные кредиты из Госбанка на льготных условиях и распорядился ввести в их правления чиновников финансового ведомства «для поставления дальнейшей деятельности банков под фактический контроль правительства». Осенью активы банков были детально обследованы командированными чиновниками. Как отмечал Витте в очередном сообщении царю 23 ноября 1901 г., они пришли к выводу, что операции всех 58 отделений носят в целом здоровый характер, в отличие от правлений, «затративших крупные средства в сомнительные, а отчасти безнадежные активы». К ним прежде всего относились кредиты Полякову и его предприятиям в сумме 19,1 млн р., или более двух третей основных капиталов трех банков (27 млн р.). Вероятные потери исчислялись в 12 млн р., на их восполнение пришлось бы затратить все запасные (7 млн р.) и еще около одной пятой основных капиталов. Такие убытки, согласно уставам, банки должны были бы возместить или приступить к ликвидации своих дел. Отказ на предложение петербургских банков Примечательно, что в начале 1901 г. совет ответил отказом на предложение петербургских банков принять участие в синдикате по поддержанию курса биржевых ценностей. «На основании установившейся практики, — говорилось в письме правления, — банк не покупает за свой счет дивидендных бумаг, а исключительно процентные, каковыми образуемый синдикат заниматься не будет» в собственном портфеле Купеческого банка на 1901 г. находились все те же паи т-ва Купавинской фабрики на 27,5 тыс. р., а также остаток нереализованных облигаций фирм Прохорова, Коншина и Кузнецова на 465 тыс. р. Бумаги постепенно расходились, и к 1905 г. портфель оценивался всего в 68 тыс. р. Вместе с тем банк не потерял интереса к эмиссионным операциям с надежными» бумагами. В 1902 г. совместно с банкирским домом Варшауэр и К0» он провел эмиссию займа г. Москвы на сумму 14 млн р., из которых принял облигаций на 8 млн р. В составе двух синдикатов он участвовал в реализации «водопроводного» займа Москвы и городского займа Одессы на общую сумму 16 млн р. Правда, доля участия Купеческого банка в этих синдикатах неизвестна. Крах Алчевского, сопровождавшийся банкротством двух банков — Харьковского Торгового и Екатеринославского коммерческого, побудил Министерство финансов усилить контроль за деятельностью коммерческих банков в форме проведения правительственных ревизий. Одним из первых подпал под эту меру Орловский коммерческий, входивший в конгломерат Л.С.Полякова. В записке С.Ю.Витте царю по поводу ревизии данного банка от 29 июня 1901 г. содержится весьма ценное для исследователя признание о том, что «балансы еще не дают возможности с достаточной определенностью судить об истинном положении учреждения». По-видимому, министра финансов насторожили настойчивые просьбы московского банкира, который летом 1901 г. стал осаждать Госбанк ходатайствами о крупной ссуде в 4—6 млн р. под залог его акций. Опасения вызывало и положение Петербургско-Азовского банка, связанного с семейством Поляковых. В 1900 г. он уже находился на грани краха, спасение от которого виделось в слиянии с Азовско-Донским банком. Комбинация, однако, не осуществилась, а по отчету за 1900 г. банк понес убыток от падения курсов биржевых бумаг на сумму 1350 тыс. р. Земельный и торговый банки Он контролировал два банка в Харькове — Земельный и Торговый, а также несколько солидных промышленных предприятий — Донецко-Юрьевское металлургическое, Алексеевское горнопромышленное о-во и др. В Москве Алчевский наиболее тесно был связан с текстильной фирмой Рябушинских и Купеческим обществом взаимного кредита, финансировавшим его с 1870-х гг. К 1901 г. в акции его банков и закладные листы Земельного, под залог которых Алчевский получал средства для развития своих промышленных дел, Купеческое о-во инвестировало около 3,5 млн р. Часть акций удалось продать после гибели предпринимателя, но значительный пакет осел в портфеле общества, понесшего за 1901 г. убыток по счетам Алчевского на сумму 510 тыс. р. Впрочем, в деле с наследием харьковского банкира Купеческое о-во осталось на вторых ролях после Рябушинских, прибравших к рукам ведущий банк его группы — Земельный. Акции этого банка на сумму около 800 тыс. р. в течение ряда лет оставались на балансе общества и только в 1909 г. после повышения биржевых курсов были с выгодой проданы. Пострадали от разорения Алчевского и другие московские банки, но в меньших масштабах. Так, Купеческий банк потерял на просроченных векселях Алексеевского о-ва около 100 тыс. р. Сравнительно большие убытки он понес на финансировании сахарозаводчиков через свою Киевскую контору, которая за 1899 г. списала 250 тыс. р. После этого из общей суммы кредитов в размере 20 млн р. были ликвидированы ссуды мелким предпринимателям на 3,8 млн р. Вместе с тем у сахарных магнатов объем кредитов не только сохранился, но и увеличился на 1,5 млн р.. Была проведена реорганизация и Петербургской конторы банка, которая чрезмерно увлеклась онкольными счетами. В 1900 г. правление предложило управляющему «озаботиться приведением в порядок просроченных ссуд» и перевести ресурсы в надежный учет векселей. После незначительных списаний дела отделения были нормализованы. В Москве же банк не имел серьезных затруднений. В разгар кризиса не выдал по итогам 1900 г. рекордный дивиденд в размере 19,5%. Приносила свои плоды осторожная политика 1890-х гг., когда руководство банка воздерживалось от участия в промышленном грюндерстве. Докладная записка В докладной записке царю в апреле 1901 г. С.Ю.Витте подчеркивал, что «в Министерство финансов поступили сведения о том, что деятельность Московского Учетного банка уклоняется от точного следования постановлениям устава». Администрации банка все же удалось справиться с ситуацией, и ревизия в итоге констатировала, что «положение банка в настощее время должно быть признано удовлетворительным». Купеческое общество взаимного кредита к 1897 г. под акции Московско-Ярославско-Архангельской ж. д. номинальной стоимостью 678 тыс. р. выдало по онкольным счетам 3433 тыс. р. Правда, обратив внимание на снижение дивиденда дороги за 1898 г. и соответственно биржевой цены акций, правление благоразумно избавилось от большей части залогов, которых к середине 1899 г. осталось всего на 808 тыс. р. Уже после краха Мамонтова их оценка была снижена до 390 тыс. р. Председатель правления О-ва взаимного кредита А.С.Вишняков был избран в состав учрежденной администрации по делам вместе с представителем Петербургского Международного банка. Последовавший в 1901 г. выкуп дороги казной позволил кредиторам закрыть этот счет без потерь. Вместе с Учетным банком Купеческое общество взаимного кредита финансировало другое мамонтовское предприятие — Северное лесопромышленное о-во, от которого приняло в залог акции на сумму 460 тыс. р. при основном капитале фирмы в 1,2 млн р. В сентябре 1899 г. в момент банкротства Мамонтова, в правление Северного общества вошел А.С.Вишняков. Он стал фактическим хозяином дела после учреждения администрации, использовав свое положение для личного обогащения. Руководимое же им кредитное учреждение по счетам с Северным о-вом списало за 1899 г. в убыток 80 тыс. р. Поживившись на участии в администрации, Вишняков в 1901г. вышел из ее состава, а кредиторская претензия Купеческого общества взаимного кредита была удовлетворена позднее «из средств объявленного конкурса». Болезненно отозвался в банковском мире Москвы и крах крупного банкира и промышленника Юга России А.К.Алчевского, покончившего с собой в мае 1901 г. Вексельно-подтоварный кредит Сходным образом строили свои операции и банки Москвы, вексельно-подтоварный кредит у которых поднялся с 363,2 до 561,7 млн р., тогда как ссуды под бумаги остались почти на том же уровне. По объему операций московские банки опередили группу ослабленных кризисом провинциальных коммерческих банков, резко сдавших свои позиции: объем операций с векселями и товарами у них упал с 578,9 в 1900 г. до 402,8 млн р. в 1908 г., а ссуды под бумаги — со 161,8 до 100,4 млн р. На московских банках кризис и его последствия сказались по-разному. Если «старые» банки испытали лишь временные затруднения, связанные с крахом крупных промышленных клиентов, то «поляковские» попали в затяжную кризисную полосу вследствие фактического банкротства их главного распорядителя. В делах Мамонтова, крах которого летом—осенью 1899 г. стал первым симптомом приближающегося кризиса, наиболее заинтересованными из московских банков оказались Учетный и Купеческое общество взаимного кредита. Первый с 1897 г. финансировал О-во Московско-Ярославско-Архангельской ж.д., приняв к учету его векселей на 750 тыс. р. и заключив договор о ссудах под вагоны. Затем в портфель банка поступил весь первый выпуск акций другого мамонтовского предприятия — Северного лесопромышленного о-ва на сумму 300 тыс. р. Велись также переговоры о реализации при посредничестве Учетного банка акционерного капитала Московской окружной ж. д. в сумме 5—6 млн р., концессии на постройку которой Мамонтов добивался в 1897 г. Переговоры не завершились соглашением, но и без того к осени 1899 г. банк серьезно «увяз» в мамонтовских предприятиях. Он стал собственником заложенных Мамонтовым на онкольном счету акций Северного лесопромышленного о-ва на сумму 417 тыс. р. Поскольку покупателей на них не находилось, правление вынуждено было зачислить их в свой портфель, списав за 1899 г. убыток в 174 тыс. р. В 1904г. банк пытался продать акции на бирже по бросовой цене, но так и не нашел желающих. История с Мамонтовым побудила группу мелких акционеров банка попытаться оказать давление на руководство. Демарш группы акционеров послужил, видимо, поводом для проведения правительственной ревизии банка. Потрясения кризисного периода Несмотря на потрясения кризисного периода, петербургские банки упрочили свое лидирующее положение. После ликвидации Петербургско-Азовского и Петербургско-Московского, входивших в финансовую группу Л.С.Полякова, общее количество петербургских банков тем не менее выросло с 10 до 11. Дело в том, что в 1902 г. был учрежден Северный банк с резиденцией в северной столице, в Петербург же перенесены правления двух крупных провинциальных банков — Азовско-Донского и Сибирского Торгового. Существеннейшим моментом в развитии петербургских банков стало расширение сети отделений с 92 в 1900 до 244 в 1908 г., благодаря чему они быстро врастали в провинциальный торговый оборот. Из московских в том же направлении действовали три «поляковских» банка, количество филиалов которых возросло с 53 до 68. «Старые» банки основные операции сосредотачивали в Москве, открыв к 1909 г. всего 5 филиалов. Что касается банков провинции, то за исключением польских и прибалтийских, сохранявших относительно стабильное положение, общее их число сократилось с 29 до 23 при 44 филиалах. Кризис начала XX в. наложил свой отпечаток и на ход сращивания банковского и промышленного капиталов в стране. У петербургских банков, увлекшихся на исходе прошлого столетия промышленным грюндерством, сменились приоритеты, «выработались навыки в работе с промышленностью на основе всестороннего воздействия на ее финансовое хозяйство». В итоге, несмотря на ряд болезненных ударов в результате крахов промышленных компаний, «сохранившееся сращивание приобрело гораздо более прочный характер» Финансовые магнаты Петербурга в значительном масштабе развили «регулярное» кредитование по счетам вексельно-подтоварных ссуд, объем которых с 1900 по 1908 г. возрос почти в пять раз — с 451,7 до 2442,8 млн р. Излюбленная же операция столичных банков — ссуды под ценные бумаги, которыми они безмерно увлекались в 1890-х годах, в условиях пониженной биржевой конъюнктуры первого десятилетия XX в. увеличилась всего в два раза — с 432,2 до 880,8 млн р. Учреждение официальной администрации В отличие от дел с Ясюнинскими и Гарелиными, банки в данном случае решили учредить официальную администрацию, в состав которой под председательством лидера Торгового банка А.Н.Найденова вошли бывший директор-распорядитель фирмы Я.К.Зимин, член совета Купеческого банка К. К.Арно и директор правления Московского Купеческого общества взаимного кредита Н.П.Калашников. По сведениям чиновников Госбанка, кредиторы намеревались в скором времени снять администрацию и реорганизовать дело в паевое товарищество. Однако обнаружить документы о развязке дела Зиминых нам не удалось. Из приведенного материала следует, что промышленные фирмы имели возможность пользоваться банковским финансированием не только в форме операций с ценными бумагами, но и по учету векселей. Примечательно, что наряду с промышленным кредитом использовалась и такая форма прямого финансирования, как учет финансовых векселей, т.е. не обеспеченных реальным товаром. Регулярно продлеваясь, такие инвестиции приобретали характер долгосрочного финансирования. Однако для промышленной фирмы в резком расширении внешнего финансирования таилась опасность, связанная с невозможностью иммобилизовать вложенные средства при снижении темпов производства, когда произведенные затраты не компенировались выручкой в связи с кризисом на «мануфактурном» или «сахарном» рынке. Характерно, что банки-кредиторы были заинтересованы в восстановлении предприятий и потому брали на себя в ряде случаев непосредственные управленческие функции, например, назначение банковских ставленников распорядителями по делам, продолжали, хотя и в меньшем объеме, финансирование, но не стремились полностью устранить прежних хозяев фирмы. Напротив, в их планы и практические действия входило скорейшее возобновление деятельности предприятия, которое рассматривалось прежде всего как выгодный для банка финансовый партнер. Драматические события российской истории начала XX в. — экономический кризис, русско-японская война 1904—1905 гг., революция 1905—1907 гг. — внесли изменения в деятельность отечественных банков. Восемь банков Кредиторами этого торгового дома по специальным текущим счетам под векселя значились восемь банков, из них семь московских и один петербургский. Непосредственной причиной затруднений торгового дома была признана прокатившаяся волна банкротств среди торговцев мануфактурой, вследствие которых фирма потеряла около 1 млн р. Несомненно, впрочем, что одной из причин являлось и чересчур крупное финансирование по векселям, несоразмерное с долгами фирмы за сырье и полуфабрикаты. «Оздоровление» предприятия было проведено банками по уже апробированной в деле с Ясюнинскими схеме: решено было продолжать финансирование, выдавая новые ссуды до 800 тыс. р. при условии организации фирмы в паевое товарищество. Резкое расширение внешнего финансирования для развития производства стало причиной затруднений и торгового дома «И., М., П., Я. Ф.Зиминым, владевшего несколькими текстильными фабриками в Богородском уезде Московской губернии. В прошении кредиторов фирмы от 11 декабря 1913 г. об учреждении администрации отмечалось, что стоимость имущества торгового дома составляла 5405 тыс. р. при задолженности 3787 тыс. р. «Прекращение платежей, — говорилось в прошении, — наступило в связи с крупными затратами (900 тыс. р.) на постройку новых фабрик и переоборудование старых в 1907 г. Постройка совпала со стесненным положением на мануфактурном рынке, что привело к недостатку у торгового дома оборотных средств». По сведениям чиновников Госбанка, кредиторы намеревались в скором времени снять администрацию и реорганизовать дело в паевое товарищество. Однако обнаружить документы о развязке дела Зиминых нам не удалось. Из приведенного материала следует, что промышленные фирмы имели возможность пользоваться банковским финансированием не только в форме операций с ценными бумагами, но и по учету векселей. Долг фирмы по векселям восьми банкам составлял 2,6 млн р. Высшие финансовые круги Высшими финансовыми кругами Москвы, включая лидера Биржевого комитета и Купеческого банка Г.А.Крестовникова, решено было поддержать это предприятие, которое, по отзыву Московской конторы Госбанка, «в высшей степени солидно и безусловно жизнеспособно, и если в чем нуждается, то только в известной реорганизации в личном составе правления и сравнительно небольшом временном усилении оборотных средств» К моменту заключения в октябре 1912 г. соглашения банков о дальнейшем финансировании Ясюнинских их фирма была должна десяти банкам по финансовым векселям 2,2 млн р. и еще около 1 млн р. по счету под товары и облигации. Вся же кредиторская претензия к товариществу равнялась 6,7 млн р. Банки договорились в течение трех лет сохранять вексельные кредиты с постепенным их погашением, принимать в случае необходимости новые векселя для усиления оборотных средств на сумму до 1350 тыс. р., создать Наблюдательный комитет, представители которого должны были занять два из трех мест в правлении фирмы, обязав ее на время действия соглашения передать все паи в Московскую контору Госбанка для обеспечения выполнения условий договора. Банки действительно продолжили финансирование, выдав к 1914 г. еще 1150 тыс. р. Директором-распорядителем фирмы был поставлен бывший служащий Т-ва мануфактур Л.Рабенек А.К.Лаш, смененный в 1913 г. В.П.Лебедевым, который ранее заведовал делами Бергов. В итоге к концу договорного срока в 1915 г. фирма Ясюнинских сумела выправить положение и полностью погасить долги банкам, постановив, что «в дальнейшем недопустимо пользоваться кредитом по финансовым векселям». После этого из Госбанка хозяевам фирмы были возвращены паи товарищества. Значительной оказалась сумма банковского финансирования по учету векселей у торгового дома «Никона Гарелина сыновья» — одной из крупнейших иваново-вознесенских текстильных фирм. В конце 1912 г. она заявила кредиторам о необходимости оказать ей поддержку, пригрозив в противном случае объявить несостоятельность. «Задолженность торгового дома банкам, — писал управляющий Московской конторой Госбанка в Петербург 30 января 1913 г., — охотно и притом из пониженного процента кредитовавшим его, составляет по учету векселей 4108 тыс. р. при долге за хлопок и пряжу 2667 тыс. р.». Отсрочка векселей Осенью 1912 г. с просьбой об отсрочке векселей обратилось к банкам одно из крупнейших предприятий отрасли — Т-во мануфактур B., Е. и А.Ясюнинских в с. Кохма, существовавшее с 1822 г., а паевую форму принявшее в 1887 г. Характерно, что в 1906 г. в прошении об открытии кредита в Московскую контору Госбанка фирма указывала, что «не имеет вексельных кредитов в частных банках», а ссуду в Госбанке рассматривала «в виде резерва на случай возможной нужды в деньгах». Однако вскоре политика хозяев предприятия изменилась. С 1906 г. правление фирмы возглавил М.А.Ясюнинский, поставивший задачу расширить масштабы дела. Основной капитал в 1908 г. был увеличен с 2,1 до 3,15 млн р., выпущен облигационный заем на 1,5 млн р., принятый к реализации Московским Учетным банком. Товарищество стало пользоваться широким вексельным кредитом в частных банках: в 1910 г. его долг Московскому Купеческому и Волжско-Камскому банкам, а также банкирскому дому братьев Рябушинских в общей сложности составил 950 тыс. р. Все эти средства пошли на переоборудование фабрик, и в итоге сумма годовой продажи изделий с 4,5 млн р. в 1906 г. поднялась до 8 млн р. в 1910 г., а стоимость недвижимого имущества — с 3,7 до 4,7 млн р. Однако финансовая политика нового лидера фирмы была чревата опасными последствиями. В московской биржевой прессе позднее отмечалось, что М.А.Ясюнинский «не прибегал к обычным способам увеличения основного капитала путем выпуска дополнительных паев и реализации их при содействии банка, а пользовался временным кредитом по учету финансовых векселей», сумма которых составляла к моменту кризиса в делах фирмы 3,5 млн.р. Вместе с облигационным займом внешнее финансирование достигло столь внушительного масштаба, что стало вымывать оборотные средства, затрачиваемые на уплату процентов и погашение облигаций. Кроме того, пользуясь положением главы правления, М.А.Ясюнинский ежегодно тратил из средств фирмы на собственные нужды около 130 тыс. р. вместо положенных ему 27 тыс. р., поддавшись влиянию требовавшей «роскошной жизни» супруги. Соглашение Госбанка и частных кредиторов Летом 1908 г. было заключено соглашение Госбанка и частных кредиторов, по условиям которого Харитоненко закладывал в Дворянском банке свою недвижимость с оценкой 25 млн р. (земля при девяти сахарных заводах, стоившая, по оценке самого Харитоненко, 41 млн р.), а кредиторы создавали Комитет по надзору за ходом его дел и обязались снабжать фирму оборотными средствами по учету финансовых векселей на сумму до 2,2 млн р.Московскую сторону в комитете представляли управляющий Петербургской конторой Купеческого банка А.И.Исаев и лидер Торгового банка А.Н.Найденов. В 1909 г. соглашение, срок которого был установлен в один год, решено было продлить еще на год с условием получения из Дворянского банка ипотечной ссуды для погашения долга фирмы коммерческим кредитным учреждениям. Однако в начале 1910 г. Харитоненко обратился в Министерство финансов с предложением покрыть полностью долг акционерным банкам из ипотечной ссуды, чтобы консолидировать все свои счета в Госбанке, которому в этом случае он оставался должен еще около 6 млн р. Госбанк принял это предложение, исходя из того, что в этом деле «займет самостоятельное положение и не будет связан с меняющимися и иногда трудно примиримыми интересами частных банков». На заседании совета Госбанка в феврале 1910 г. его управляющий A.В.Коншин в качестве одной из причин удовлетворения ходатайства Харитоненко назвал то обстоятельство, что освобождение от пролонгации долгов частным банкам для Харитоненко имеет большое значение в смысле «приобретения независимого положения при конкуренции со своими кредиторами-банками в сахарной торговле». В итоге Госбанк остался единственным кредитором фирмы, а окончательный расчет был произведен в начале 1915 г. наследниками скончавшегося в 1914 г. П.И.Харитоненко. Таким образом, в деле с Харитоненко частные банки выступали в роли подручных Госбанка, проводившего политику поддержки крупнейших фирм, и были устранены в результате его сговора с предпринимателем. В период предвоенного экономического подъема московские банки участвовали в «спасении» ряда текстильных фирм, одной из причин спада деятельности которых стал переход к банковскому финансированию. Выход из кризисной полосы Гарантировав себя на случай банкротства клиентов, банки успокоились и предоставили фирме шанс выйти из кризисной полосы. Избранный из числа их представителей наблюдательный комитет ограничивался надзором за своевременным поступлением от фирмы очередных платежей. Окончательно банковский патронат был упразднен в 1911 г., когда положение фирмы решительно улучшилось. Берги выплатили большую часть кредиторской претензии, и банки сняли запрещение на их недвижимое имущество, признав и без того обеспеченным оставшийся долг в ;.7 млн р. Принятие решения, очевидно, было ускорено наметившейся перспективой участия банков в проектируемом облигационном займе Т-ва Рождественской мануфактуры на 2 млн р., реализация которого становилась юридически возможной после отмены имущественных ограничений. Торговый дом «И.Г.Харитоненко с сыном», основанный в 1884 г., из крупнейших сахарных фирм России, тесно связанная со многими московскими торговцами сахаром, оказалась в трудном положении в связи с событиями революции 1905—1907 гг. В марте 1908 г. владелец фирмы П.И.Харитоненко обратился в Госбанк с просьбой отсрочить платежи по векселям торгового дома. Поскольку из общей задолженности в 22,2 млн р. за Госбанком числилась претензия в 7,7 млн р., а остальные 14,5 млн р. приходились на частные банки, Министерство финансов решило привлечь их к урегулированию дел с Харитоненко. Из московских банков в финансировании фирмы участвовали Купеческий, Торговый, Учетный и Купеческое общество взаимного кредита, которые приняли к учету ее векселя на общую сумму 8,2 млн р. Петербургская группа банков в составе Международного, Русского для внешней торговли, Волжско- Камского и Учетного и Ссудного располагала остальной претензией на 6,3 млн р. Сначала Госбанк привлек к делу только петербургские банки, которые в апреле 1908 г. согласились при его участии заменить просроченные векселя финансовыми с условием наложения запрещения на недвижимое имущество Харитоненко в размере 25 млн р. Московские банки вскоре тоже были привлечены к участию в комбинации. Предварительно они оговорили для себя право «детального ознакомления с делами Харитоненко». Торговые дома Кнопов Главными заимодавцами являлись торговые дома Кнопов (720 тыс. р.), Вогау (242 тыс.), а также банки — Купеческий и Московское Купеческое общество взаимного кредита (по 400 тыс.), Учетный и Торговый (по 200 тыс. каждый). На совещании кредиторов и представителей банков решено было отсрочить платежи по векселям фирмы на 1,5—2 года с тем, чтобы «избегнуть огласки и затяжки дела в случае учреждения администрации». При этом банки действовали в интересах Кнопов и Вогау, которые, воспользовавшись ситуацией, попытались подчинить своему влиянию дело Каретниковых. К 1909 г. в правлении этой фирмы заседали совладелец торгового дома Кнопов Р.И.Прове и доверенный фирмы Вогау К.К.Арно. В 1908 г. на пороге краха оказались торговый дом братьев Берг и сахарозаводчик П.И.Харитоненко, тесно связанные с московскими банками. После смерти в 1894 г. П.В.Берга к его сыновьям перешел огромный капитал в сумме 9,3 млн р., в том числе 6,1 млн р. в ценных бумагах. Берг владел обществом Шайтанских горных заводов на Урале, участвовал в Соединенной золотопромышленной компании, а также контролировал ряд текстильных и сахарных предприятий в Центральном районе — товарищества Рождественской мануфактуры, Павло — Ольгинского и Даниловского свеклосахарных заводов. В 1900 г. был основан торговый дом «Наследники П.В.Берг», который финансировался в разных банках по учету векселей с бланком торгового дома. Векселя в 1908 г. он не смог оплатить «вследствие отсутствия оборотных средств». Главным кредитором (сумма 1 млн р.) являлся Купеческий банк. Московскому Купеческому обществу взаимного кредита Берги были должны 900 тыс. р., 600 тыс. р. предъявил Учетный банк и векселей на 400 тыс. р. — Торговый. Крупную претензию на общую сумму в 1744 тыс. р. представили три петербургских банка — Волжско-Камский, Русско-Китайский и Международный. По соглашению с банками Берги обязались представить в обеспечение вексельных долгов паи и акции своих предприятий и сверх того выдать банкам закладные на земельные владения с фабричными постройками, получив взамен просроченные векселя. Права облигационеров Газета Рябушинских призвала обеспечить права облигационеров путем консолидации их в корпоративную организацию, призванную служить «переходной ступенькой к созданию промышленных банков, задача которых будет заключаться в гобеспечении отдельных промышленных облигаций за счет выпуска банковых облигаций с банковою гарантией, что возможно только при интересов банка, становящегося облигационером отдельного предприятия»! Сдерживание инициативы в организации промышленного банка, который мог бы содействовать развитию промышленного финансирования, зарождало московские предпринимательские круги, порождало оппозиционные настроения по отношению к царской администрации, неспособной решить насущные задачи экономической жизни. На страницах московских «деловых» газет открыто высказывалось недовольство по поводу безрезультатности совещаний о правилах выпуска облигационных займов, без которых, как подчеркивалось, невозможно «расширить предприятие, преобразовать его по новейшим техническим образцам, увеличить оборотный капитал». Итак, ссуды под паи торгово-промышленных фирм, акции различных компаний, государственные и гарантированные правительством ценные бумаги, а также посредничество в реализации облигационных займов представляли значительный канал финансирования промышленности московскими банками, объем которого возрастал, несмотря на неразработанность законодательной базы и административные препоны. В заключение данной главы следует остановиться на сюжете, связанном с переходом промышленности к финансовому обеспечению за счет денежного рынка. Для ряда фирм процесс этот совпал с внутренним кризисом и закончился объявлением банкротства или учреждением администрации по делам. Как вели себя в таких случаях банки-кредиторы? Какими методами пользовались они для возврата инвестированных средств ? Рассмотрим эту проблему на конкретном материале о прекращении платежей крупными фирмами. В 1904 г. Т-во мануфактур А.Каретниковой, владевшее хлопчатобумажной фабрикой во Владимирской губернии, запросило отсрочки по учтенным векселям. Промышленные ссуды Госбанка Госбанк, писал он, не может взять на себя эту функцию, так как «практика показала, что промышленные ссуды Госбанка путем постоянных пересрочек неизменно обращались в долгосрочные и, таким образом, иммобилизовывали средства банка». Он констатировал, что долгосрочный кредит не соответствует и характеру акционерных коммерческих банков, оперирующих с краткосрочными вкладами, «причем на практике, — заключал министр финансов, — и эти банки ныне совершенно отказываются от финансирования промышленных предприятий после довольно печального по своим результатам опыта»!. Лучшим выходом для устройства долгосрочного промышленного кредита Коковцов считал создание специализированного банка. Тимирязев с ним согласился и вскоре созвал межведомственную комиссию для обсуждения представленного проекта, но четкого решения так и не было принято. Между тем проект был опубликован отдельной брошюрой? в качестве основного довода в пользу организации банка выдвигалось соображение о возможности привлечь иностранный капитал, нуждавшийся после кризиса начала XX в. в посреднике для гарантии инвестиций в промышленные ценности. Публикация вызвала бурную полемику на страницах петербургских экономических и биржевых журналов по поводу перспектив создания промышленного банка, но до реальных шагов по его организации дело не дошло. В Москве же, по сообщениям прессы, заинтересовались проектом, сулившим решить болезненный вопрос «о промышленном кредите долгосрочного характера», причем сюжет о привлечении иностранного капитала местными предпринимательскими кругами был оставлен в стороне. На их взгляд, данный банк мог вести и другую, близкую интересам московской буржуазии операцию — выдавать ссуды под залог не котирующихся на бирже паев и акций промышленных компаний. Группой предпринимателей был подготовлен практический устав банка, однако и на этот раз замысел не был осуществлен. Еще раз перед Первой мировой войной вопрос о промышленном банке дебатировался на очередном совещании в 1912 г. по поводу правил выпуска облигационных займов. Правила их выпуска Однако правила их выпуска, обсуждавшиеся на совещаниях в 1904—1905 и 1909—1912 гг., так и не были законодательно утверждены. С проблемой долгосрочного финансирования в связи с облигационными займами промышленности был связан один интересный проект специального банка промышленного кредита. Он был задуман как особое учреждение по финансированию промышленности путем выпуска банковских долгосрочных свидетельств, которые должны были консолидировать и заменить не пользующиеся спросом на денежном рынке облигации промышленных предприятий. Первые предложения об организации такого банка появились на рубеже 1900-х гг., когда в условиях экономического кризиса со своим проектом выступили предприниматели горнодобывающей отрасли, особо заинтересованные в облигационных займах как средстве «реализовать ценность принадлежавших им земельных недр». Тогда же возник проект подобного банка в Москве. Группа капиталистов во главе с банкирами Джамгаровыми подготовила устав Московского Промышленно-Фабричного банка, целью которого являлась v выдача ссуд долгосрочных для расширения и улучшения уже существующих предприятий под залог их фабрично-заводских строений и оборудования». Кредиты предполагалось производить «особо выпускаемыми для этой цели облигациями». В обстановке кризиса ни один из проектов не был осуществлен, но с первыми признаками экономического оживления вопрос о специализированном органе долгосрочного финансирования промышленности вновь был включен в повестку дня. В 1909 г., когда в очередной раз обсуждались правила выпуска облигационных займов, в Министерство торговли и промышленности поступил «проект общих оснований учреждения банка промышленного кредита», который должен был финансировать предприятия из своего облигационного капитала. Необходимость такого банка была очевидна и для высших чинов царской администрации. Весной 1909 г. проект его создания был отправлен на отзыв в Министерство финансов. В письме от 25 апреля В.Н.Коковцов информировал своего коллегу из Министерства торговли и промышленности В.И.Тимирязева о перспективах долгосрочного кредита для промышленности. Мотив укрупнения дела Тем же мотивом укрупнения дела руководствовался фарфоро-фаянсовый «король» М.С.Кузнецов, который при заключении договора с Купеческим банком о посредничестве в размещении займа указывал на необходимость подъема производства в связи с постройкой Сибирской железной дороги, открывшей громадные рынки сбыта. Жизнь, правда, вносила свои коррективы в планы предпринимателей. В 1897 г. на ситценабивной фабрике Коншиных произошел сильный пожар. Несмотря на полученную страховку, фирме пришлось значительно потратиться на новые машины, «более совершенные и более дорогие, чем прежние». Кроме того, «вследствие расширения дела и забот об улучшении быта рабочих» (после продолжительных забастовок и волнений в 1897 г.) было выстроено несколько жилых корпусов для работников, склад для товаров, начата постройка новой больницы. Расходы превысили 4 млн р. и, таким образом, поглотили выручку от облигационного займа. Всего из оборотных средств предприятия было изъято более 1 млн р. Для пополнения этой суммы намечался очередной заем в 1900 г., средства от которого (1,5 млн р.) фирма планировала направить на «усиление оборотных капиталов», чтобы не снижать объем производства. Крайне важно было сохранить свободу принятия решений при маневрировании капиталами. Поэтому, в частности, московские мануфактуристы выступили против одного из проектов Министерства торговли и промышленности, которое в 1909 г. предполагало допустить использование займов исключительно для подкрепления оборотных средств. Ратуя за отмену «искусственной регламентации», текстильные магнаты настояли на предоставлении им права самостоятельно определять целевое назначение этого вида долгосрочного кредита. Развитие банковского финансирования по данным счетам тормозилось отсутствием в России четкого законодательства, регулирующего порядок выпуска займов и права облигационеров. На проходившем еще в 1900 г. совещании по вопросу «об установлении правил о порядке выпуска облигаций торгово-промышленными компаниями» его организатор, товарищ министра финансов В.И.Ковалевский подчеркивал, что такая форма обращения к денежному рынку является «наиболее распространенной. Среди акционерных компаний». Посредничество банка в эмиссии облигаций Посредничество банка в эмиссии облигаций, не пользовавшихся популярностью на рынке капиталов и расходившихся поэтому крайне медленно, открывало для фирмы возможность сразу же получить большую часть займа. Так, например, у фирмы Коншиных выпуск 1897 г. был куплен Купеческим банком по курсу 96 за 100, у фарфорового фабриканта М.С.Кузнецова — 93 за 1003. Операция представляла, разумеется, выгоду и для банка, размещавшего облигации среди держателей по более высокому курсу. Полученные от банка средства использовались промышленниками в зависимости от экономической конъюнктуры. Обычно заем выпускался в период подъема с целью расширить производство, но, если его реализация совпадала с кризисной полосой, вырученные средства направлялись на поддержание достигнутого уровня производства. Фирма Коншиных в 1897 г. планировала вырученные средства направить на расширение прядильно-ткацкого производства. «Торговые обороты в течение последних лет значительно увеличились, — обосновывало правление необходимость займа, — сбыт готового товара с 800 тыс. кусков в 1892 г. возрос в минувшем 1895/1896 году до 1300 тыс. кусков. Между тем прядильно-ткацкая фабрика Товарищества даже при двухсменной работе по 18 часов в сутки в состоянии выработать в течение года не более 700 тыс. кусков. Таким образом, чтобы снабдить суровьем ситценабивную и красильно-отделочную фабрики, Товарищество вынуждено покупать на рынке до 600 тыс. кусков сурового товара. Это неудобно, так как по установившейся практике нужно закупать суровье задолго вперед, когда еще точно неизвестно, какие потребуются сорта сурового товара. Необходимо, чтобы не зависеть от рынка, увеличить свои прядильные и ткацкие фабрики до производства 1200—1300 тыс. кусков в год, для этого нужно до 1,5 тыс. ткацких станков и до 40 тыс. прядильных веретен». Расширение дела, по подсчетам руководителей компании, должно было вызвать расход до 3 млн р., причем подчеркивалось, что «такая единовременная затрата не может быть произведена из текущих средств Товарищества». Наиболее удобной формой заимствования капитала с денежного рынка и призван был стать облигационный заем в сумме 3 млн р. со сроком погашения 15 лет. Участие в эмиссии В конторе находилось ценностей на 470 тыс. р., в том числе на 330 тыс. р. паев Московского Купеческого банка, пайщиками которого Малютины являлись с момента его основания.Остальные же бумаги на сумму около 1,3 млн р. были заложены в банках. Большую часть принял Купеческий банк, на счету онкольных ссуд были помещены принадлежавшие фирме паи товариществ мануфактур Циндель, Барановых и Московского т-ва механических изделий. Под весь пакет фирма получила ссуду в размере 1,2 млн р.. Одной из основных форм финансирования промышленности московскими банками являлось их участие в эмиссии облигационных займов. Будучи разновидностью долгосрочного кредита, эти займы в какой-то мере восполняли недостаток внешнего целевого финансирования российской промышленности на расширение производства. Поскольку земельным банкам было запрещено выдавать ссуды под фабрично-заводские предприятия, облигационный займ, обеспечением которого служило недвижимое и движимое имущество фирмы, являлся, по сути, единственной возможностью, не считая биржевой эмиссии паев, которой, как отмечалось, московские фирмы чаще всего не пользовались, привлечь капиталы на длительный срок под залог всего наличного имущества. Для московских капиталистов существенным было и то обстоятельство, что облигация с твердым уровнем доходности, в отличие от акции, не давала ее держателю права собственности на эмитента. Важное значение для промышленности облигационные займы приобрели в 90-х гг. XIX в. При имеющимся сведениям, к 1900 г. облигации были выпущены 40 предприятиями на общую сумму 56.6 млн р. На первом месте здесь были горнопромышленные общества, для которых заем предоставлял возможность реализовать их огромные земельные владения. 16 таких фирм выпустили займов на 32.7 млн р. Вслед за ними шли текстильные — пять компаний «по обработке волокнистых веществ» выпустили свидетельств долгосрочных займов на сумму 3,4 млн р. К 1911 г. общий облигационный долг российской промышленности вырос до 171,5 млн р., т.е. в 3 раза. Первенство осталось за горнодобывающей отраслью — 90,1 млн р., текстильная промышленность была на втором месте — 21 млн р., опережая машиностроение — 19,3 млн р. Московский домовладелец По залогу этих ценностей в банках за Сазиковым числился долг на сумму 3050 тыс. р. Московский домовладелец С.П.Патрикеев, имевший 10 домов и земельные участки общей стоимостью 720 тыс. р., являлся крупным акционером и членом советов Русского для внешней торговли и Петербургского Международного банков. К моменту кончины в 1914 г. его состояние оценивалось в 3067 тыс. р., в том числе на 2347 тыс. р. процентных бумаг, львиную долю которых составляли акции двух петербургских банков. Все они были заложены в Московском Купеческом, Московском Учетном, Русском для внешней торговли и других банках. Важным источником внешнего финансирования служили и ссуды под бумаги запасных капиталов, которые обычно инвестировались в государственные фонды или гарантированные правительством ценности. Поместив эти бумаги в банках, фирма получала возможность мобилизовать капитал путем реализации внутренних ресурсов. Так, у чаеторговой фирмы «В.Высоцкий и К°» внутренние накопления в размере 7,8 млн р. были вложены в государственные займы 1902—1906 гг., облигации которых охотно принимались банками в обеспечение ссуд. Значение подобных кредитов раскрывает один любопытный документ, сохранившийся среди материалов архивного фонда текстильной фирмы Малютиных. В 1906 г. правление фирмы составило специальную справку о принадлежавших товариществу и помещенных на онкольных счетах в банках бумагах. В ней отмечалось, что пользование банковским кредитом в такой форме является даже более выгодным, чем традиционный учет векселей. По онколю деньги берутся на тот срок, на который они необходимы фирме, тогда как учет производится по векселям, минимальный срок которых — шесть месяцев. «Вот причина, — подводили итог составители справки, — по которой товарищество часть своего капитала держит в бумагах» Часть накоплений переводилась в паи и акции других предприятий, где владельцы сами выступали в качестве пайщиков. Закладывая принадлежавшие им паи чужой фирмы, они тем самым получали новые средства для финансирования собственного дела. Из сохранившегося в фонде Т-ва мануфактур Малютиных дела о процентных бумагах, принадлежавших фирме, следует, что в 1911 г. она владела ценными бумагами на 1,8 млн р. Вопрос о товариществах на паях Сходные выводы содержались и в вышедшем вскоре после выступления газеты Рябушинских специальном исследовании, опубликованном под грифом Министерства финансов. Вопрос о товариществах на паях рассматривался еще в 1890-х гг. при разработке реформы акционерного законодательства, но формы ассоциации капитала, подобной германской, российская бюрократия не смогла ввести. Отношение чиновников к семейным товариществам как к «неправильному наросту в нашем акционерном деле оставляло юридически неурегулированными как положение семейных фирм, так и удобную для них форму банковского финансирования под залог некотирующихся бумаг. Кредит под паи оформлялся обычно в виде онкольных ссуд или по учету соло-векселей, обеспеченных паями. По своей экономической сути он мог носить характер и финансирования в узком смысле слова, и промышленного кредита в оборотные средства. В случае, когда дебитором выступал главный пайщик фирмы, закладывавший основной пакет, банк фактически брал на себя реализацию паев, проводя собственно финансирование в основной капитал. Чаще же хозяева предприятий пользовались ссудами под паи в относительно небольших размерах, видимо, для подкрепления оборотного капитала. Ссуды под паи, краткосрочные по форме, обычно регулярно пролонгировались, приобретая характер долгосрочного кредита. и являлись одним из наиболее ярких показателей тесной связи Фирмы с банком. Помимо паев собственных фирм московские капиталисты закладывали в банках и другие биржевые ценности — государственные фонды, бумаги компаний, в которые инвестировались личные состояния и запасные капиталы фирм. Так, после скончавшейся в 1894 г. Н.Ф. фон Мекк, вдовы основателя О-ва Московско-Казанской ж. д., осталось имущества на 7,3 млн р., в том числе 12 065 акций этой дороги, оцененных по биржевому курсу в 5694 тыс. р., и 4450 акций пароходного о-ва «Ока» на 445 тыс. р. Часть бумаг на общую сумму 2241 тыс. р. была заложена в разных банках. Владелец фабрики серебряных изделий, учредитель и член совета Московского Учетного банка С.И.Сазиков к 1880 г. имел имущества на 4696 тыс. р., из них на 4050 тыс. р. «разного рода процентных бумаг». Совещание представителей финансовой элиты Москвы В марте 1909 г. В банковской комиссии при Московском биржевом комитете было созвано совещание представителей финансовой элиты Москвы. Все участники совещания единодушно выступили за «предоставление банкам в этом деле свободы действий». В послании, подписанном «за председателя» А.И.Коноваловым, комитет обратился непосредственно к министру финансов В.Н.Коковцову, потребовав «прекращения над банками той опеки правительства, которая наряду с некоторыми хорошими имеет и весьма большие отрицательные стороны». Московские финансисты настаивали, что вопросы солидности фирмы и ликвидности ее бумаг «могут быть решаемы самими банками при каждой сделке». Тем не менее Министерство и на сей раз отказало в ходатайстве, оставив столь важную для московских бизнесменов операцию под своим административным контролем. Вопрос о свободном допуске к залогу некотирующихся бумаг был непосредственно связан с проблемой юридического статуса компаний в форме товариществ на паях. Согласно российскому законодательству в правовом и организационном отношении они полностью приравнивались к обычным акционерным обществам. Это вызывало протест со стороны московской буржуазии, справедливо полагавшей, что в фирме, все пайщики которой — члены одного семейства, такие атрибуты, как собрания акционеров, ревизионная комиссия и т.п., являются не более чем декорацией. Рябушинские, в частности, в своей газете призывали последовать опыту Германии, где на законодательном уровне в 1892 г. был введен особый тип компании с ограниченной ответственностью — Gesellschaft mit beschrankter Haftung. В отличие от акционерного общества, такие компании учреждались явочным порядком (в России, как известно, действовала разрешительная система акционерного учредительства), все дела вели один или несколько администраторов, публичная отчетность была необязательна, а внесение дополнительного капитала производилось простым постановлением совладельцев без всякого выпуска биржевых ценностей. По мнению представителей московской деловой элиты, организация такого рода компаний, особенно удобных для семейных предприятий, была крайне необходима и для России. Смягчение требований Однако осенью того же года под влиянием настойчивых просьб со стороны банков о разрешении продолжать прием некотирующихся бумаг ряда компаний финансовое ведомство смягчило требования. Циркуляром от 27 ноября 1899 г. Кредитная канцелярия уведомила Биржевой комитет, что «ввиду имеющихся заявлений о затруднении введения в котировку бумаг, хотя и вполне благонадежных, но не входящих в биржевое обращение по случаю размещения их в твердых руках», министр финансов С.Ю.Витте разрешил банкам принимать такие бумаги в залог кредитов. В послании Кредитной канцелярии оговаривался временный характер льготы. Однако к обсуждению правовой основы кредита канцелярия вернулась только в 1906 г., когда запретила прием паев известного в Москве текстильного Т-ва Кацеповых. На эту акцию Биржевой комитет в начале 1907 г. ответил посланием, в котором разъяснял чиновникам из Петербурга значение подобных кредитов для местных дельцов. Крестовников особо подчеркивал, что котировочная цена зачастую не отражает истинного положения дел предприятия, и предлагал отменить условие котировки для приема бумаг з залог. Во всяком случае, отмечалось в письме, в выигрыше окажутся прежде всего банки, которые получат возможность, «не оглядываясь на биржевой бюллетень, входить в рассмотрение дела по существу». Еще в одном послании лидер московской буржуазии продолжал настаивать на пересмотре правил приема ценных бумаг в залог, «вследствие применения которых масса ценностей в виде паев, акций и облигаций частных торгово-промышленных предприятий должна быть совершенно устранена из оборотов наших кредитных учреждений». Последняя попытка московских магнатов узаконить выгодную для -7лх операцию относится к 1909 г. После того как Кредитная канцелярия в очередной раз указала, что циркуляром от 27 ноября 1899 г. имелось в виду допустить прием некотирующихся бумаг «только в исключительных случаях, а отнюдь не вводить эту меру в обычай», Биржевой комитет вновь обратил внимание на ненормальное положение; этими бумагами, среди которых «имеется много таких, что по своей ликвидности не ниже, а выше бумаг, введенных в котировку». Перевод резервных капиталов Перевод резервных капиталов в акционерные с сохранением прежнего состава пайщиков прослеживается также у Т-ва фарфоро-фаянсового производства М.С.Кузнецова и Московского т-ва механических изделий — компании по производству оборудования для ткацких фабрик. Перечисление из одной статьи баланса в другую внутренних накоплений стало обыденной практикой. В 1910 г. Министерством торговли и промышленности был разработан проект закона, согласно которому запрещалось перечисление амортизационных средств, а перевод запасных капиталов в обязательном порядке должен был сопровождаться выпуском облигационных займов14. Реакция московских деловых кругов была резко негативной: фирма Цинделя поставила в Совете съездов представителей промышленности и торговли вопрос о пересмотре правил перечисления различных капиталов предприятий в основной, так как, по мнению крупнейшей хлопчатобумажной компании, и существующие, и проектируемый законодательные акты «нарушают права предприятий». Лидеры текстильной Москвы образовали депутацию, выступившую перед правительственными сферами с ходатайством «не лишать промышленность права делать необходимые для дела перечисления». Проект торгово-промышленного ведомства остался в итоге неосуществленным. Заинтересованность московских мануфактуристов в свободном переводе капиталов объяснялась не в последнюю очередь желанием расширить финансирование своих фирм под залог новых или повышенных в цене старых паев. Интересный материал о значении данного вида ссуд для предпринимателей содержит переписка Московского биржевого комитета с Министерствами финансов и торговли и промышленности по поводу «легализации» таких кредитов в практике банков. Многие из принимаемых в залог паев московских фирм, как уже отмечалось, не котировались на бирже, поэтому банкам приходилось действовать в обход чиновных инструкций, разрешавших прием только тех ценностей, которые были заявлены в котировочных бюллетенях. В марте 1899 г. в связи с тревожными симптомами на бирже Кредитная канцелярия Министерства финансов обратила внимание московских банкиров на необходимость осторожного обращения с частными негарантированными бумагами, напомнив об официальном запрете на прием их банками в залог по ссудам. Биржевая эмиссия Таким путем удалось в очередной раз избежать биржевой эмиссии и оставить весь пакет у прежних хозяев. Другое кноповское предприятие — Т-во ситценабивной мануфактуры Э.Циндель — в 1894 г. провело аналогичную комбинацию, переместив 1,5 млн р. из запасного капитала в основной, причем выпущенные паи на всю сумму были распределены между старыми пайщиками. Новое повышение с 3 до 6 млн р. в 1904 г. удалось осуществить вообще без выпуска паев. Номинал старых был увеличен вдвое, а разница в цене покрыта переводом в основной капитал 3 млн р. Из капитала на расширение предприятия». В 1909—1910 гг. правление допыталось повторить маневр, постановив срочно поднять капитал на расширение производства, чтобы использовать его для перевода в основной. Под давлением Министерства торговли и промышленности Фирма затем решила выпустить 1,5 тыс. паев на 3 млн р., но по требованию группы акционеров правление выдало им на руки 3 млн из того же фонда на расширение производства «в видах облегчения реализации новых паев». Изыскивались, как видим, самые разнообразные способы оплаты паев из средств фирмы с той лишь целью, чтобы не выпустить их на биржу, где они могли быть скуплены конкурирующими группами. Т-во мануфактур В.Морозова с сыновьями в 1899—1908 гг. в два приема подняло свой основной капитал с 5 до 10 млн р. Первоначально, в 1899 г., планировалось повышение сразу на 5 млн р. путем перечисления в основной части запасного капитала и «сумм на увеличение производства». Министерство финансов в условиях начавшегося биржевого кризиса разрешило тогда комбинацию в размере 2,4 млн р. с выпуском паев на эту сумму. В 1908 г. тем же способом капитал был увеличен на остальные 2.6 млн р. В обоих случаях на оплату новых бумаг, распределенных между прежними держателями, пошли внутренние резервы, причем в 1908 г. в связи с приобретением фирмой Т-ва Саввинской мануфактуры часть суммы была покрыта за счет стоимости имущества новой фабрики. Т-во Никольской мануфактуры «С.Морозова сын и К°» в 1902— 1913 гг. повысило таким же образом основной капитал с 5 до 15 млн р., а все паи в итоге также остались у прежних владельцев. Уменьшение процентного сбора Поэтому хозяевам капиталистической Москвы было выгодно повысить его размер, уменьшая тем самым процентный сбор. Кроме того, перевод внутренних ресурсов из одной статьи баланса в другую давал возможность расширить банковское финансирование по счетам залога паев — акций и таким образом использовать накопленные прибыли для привлечения дополнительных капиталов с денежного рынка. Документы, обнаруженные в ЦГИА г. Москвы, позволяют ближе ознакомиться с практикой. Т-во мануфактур Н.Н.Коншина в 1897 г. ходатайствовало о повышении основного фонда «посредством увеличения балансовой стоимости имущества товарищества». Со времени основания фирмы в 1877 г., поясняло правление, «капитал, работающий в товариществе, как путем отчислений в запасный капитал, так и посредством усиленных список на погашение стоимости недвижимого имущества, сильно увеличился». Реальный капитал, с учетом отчислений из прибылей и чрезмерной амортизации, равнялся не 3 млн р., как он проводился по балансу, а почти 8 млн Предлагая увеличить паевой фонд до 6 млн р., что более отвечало действительной ценности предприятия, руководство фирмы приводило следующие резоны: «Для пайщиков нужны более точные сведения о размере капитала, чтобы судить, насколько правильно ведется дело. Подсчет действительного капитала товарищества важен и в смысле оценки стоимости пая, которая не может быть определяема биржевой ценой, потому что паи товарищества на бирже не котируются. Размеры основного капитала, наконец, имеют влияние на суждение о кредитоспособности предприятия». После получения разрешения от Министерства финансов правление перечислило в паевой часть амортизационного «капитала погашения» и весь запасной с выпуском новых 600 паев. При повторной операции в 1910 г. владельцы фирмы планировали перевести из запасного капитала в основной 1,5 млн р. с доплатой за счет взносов пайщиков 500 тыс. р. и увеличить тем самым общую сумму до 2 млн р. Однако Министерство торговли и промышленности настаивало на выпуске новых бумаг, а не на простом увеличении номинала старых паев, как предполагало правление компании. Тогда стоявшие во главе дела Коншины и Кнопы повысили паевой капитал с 6 до 10 млн р., выпустив 800 новых паев, которые, впрочем, оплачивались старыми пайщиками. Перевод части наследственного имущества Следует подчеркнуть, что перевод части наследственного имущества в разряд долгового нередко преследовал чисто фискальные цели, так как последнее не облагалось наследственной пошлиной. Тем не менее, ссуды со стороны хозяев своим фирмам действительно были широко распространены в среде московских предпринимателей. Известно, что А.Т.Карпова, одна из главных пайщиц Т-ва Никольской мануфактуры, на 1914 г. владела имуществом на сумму 4,8 млн р., в том числе 3,2 млн — в ценных бумагах. Своей фирме она предоставила в ссуду около 1,1 млн р. в облигациях железнодорожных займов и закладных листах земельных банков37. Совладелица Т-ва Волжской мануфактуры Миндовского и Бакакина, О.И.Бакакина в 1914 г. имела кредиторские претензии к компании на 1,1 млн р. Даже из приводимых фрагментарных данных можно представить, какими громадными средствами обладали московские фирмы для самофинансирования. Однако в обстановке интенсивного роста промышленного производства проблема инвестиций уже не могла целиком решаться за счет внутренних ресурсов. Одним из каналов прилива капиталов с денежного рынка являлся, как отмечалось выше, залог паев торгово- промышленных фирм в банках — операция, приобретшая особый размах в период экономического подъема конца XIX в. Поскольку паи большинства текстильных компаний находились в «твердых руках», то есть не подвергались эмиссии на бирже, будучи оплачены из личных средств акционеров-совладельцев, залог их в банках представлял скрытую форму реализации акционерного капитала на денежном рынке, причем статус юридического собственника паев оставался за хозяевами фирмы. С 1890-х годов московские текстильные компании стали практиковать оригинальную систему увеличения основного капитала за счет перевода в него части внутренних накоплений из статей баланса «запасной капитал» и пр. Толчком к развитию подобных переводов послужили подготовка и введение в 1898 г. нового промыслового налога. По закону с акционерных предприятий дополнительный сбор взимался в виде фиксированного налога с капитала в размере 1,5 р. с каждой тысячи основного капитала и процентного — по прогрессивной шкале в виде соотношения чистой прибыли к акционерному фонду. Избытки дохода По мнению московских промышленников, сумма займа должна была быть пропорциональна не только основному (акционерному), как предлагалось авторами проекта, но и всякого рода запасным капиталам, которые «обнимают нераздельно с основным все принадлежащее фирме имущество». Пожелание было принято во внимание в интересах «так называемых семейных товариществ, где избытки дохода не изымаются из дела, а затрачиваются на увеличение имущества общества». Использовался московскими текстильными фабрикантами и такой вид внутреннего финансирования, как кредиты со стороны пайщиков. Здесь наблюдается тесное переплетение личного состояния предпринимателя с вложенным в дело капиталом. Обнаруженные в ЦГИА г. Москвы материалы об утверждении духовных завещаний московских капиталистов позволяют конкретизировать эту связь. Дело в том, что в ходе утверждения в правах наследства окружной суд фиксировал долговое имущество наследодателя, т.е. долги ему со стороны частных лиц и фирм. У скончавшегося в 1894 г. П.В.Берга в составе наследственного имущества на общую сумму 9,3 млн р. значилось 2,8 млн р. непогашенного долга за принадлежавшими ему Даниловским сахарным заводом и Рождественской мануфактурой. Т-во мануфактур «И.Гарелина сыновья» к моменту смерти руководителя предприятия А.И.Гарелина в 1915 г. осталось ему должно 2,3 млн р.3. Ф.П.Рябушинский (умер в 1910 г.) оставил после себя состояние, оцененное в 2,3 млн р., включая долг в 300 тыс. р., числившийся за Т-вом Окуловской писчебумажной фабрики, приобретенной фирмой Рябушинских в начале 1900-х гг.4. Состояние известного водочного фабриканта П.А.Смирнова, умершего в 1898 г., составляло 8,7 млн р., при этом 1,7 млн р. ему должна была его фирма — Т-во водочного завода П.А.Смирнова в Москве. Личное состояние знаменитого собирателя русской живописи П.М.Третьякова к моменту его смерти в 1898 г. оценивалось в 3,8 млн р., из них 600 тыс. р. составлял долг Т-ва Ново-Костромской мануфактуры, правление которого он возглавлял. Внешнее банковское финансирование Подобная практика в условиях бурного индустриального роста конца XIX—начала XX в., разумеется, постепенно уступала дорогу внешнему, банковскому финансированию. Общей тенденцией в начале XX в. являлось значительное ослабление самофинансирования промышленных корпораций. В мировой экономике система самофинансирования возродилась после Второй мировой войны в результате концентрации крупных денежных ресурсов у ведущих промышленных монополий. Это, безусловно, не означало разрыва кредитных отношений с банками. Финансовая независимость использовалась промышленниками как средство добиться от банка наиболее выгодных условий кредитования. В конечном итоге процесс уже в наши дни привел к еще более прочному переплетению интересов финансовых и промышленных корпораций. После необходимого исторического экскурса вернемся к проблеме текстильной промышленности дореволюционной России. Практика самофинансирования сохранялась здесь до 1917 г., но по мере роста промышленного производства все более явственной становилась магистральная тенденция, выражающаяся в развитии финансирования внешнего, прежде всего банковского. Процесс акционирования текстильной отрасли в России прошел в 1870—1880 гг. в основном без привлечения капиталов со стороны, за счет накопленных ранее прибылей. Чтобы сохранить контроль за бывшим частновладельческим предприятием, его хозяева использовали в качестве организационной формы ассоциации капитала так называемые «товарищества на паях», которые отличались от обычного акционерного общества более узким составом пайщиков, обычно принадлежавших к одному семейству. Распределенные между ними паи имели высокий номинал и на официальном рынке ценных бумаг не фигурировали. Значительную часть прибылей владельцы фирмы оставляли в деле, занося их в статьи баланса: «запасные капиталы», «капиталы на расширение производства» и др. Их особое значение подчеркивалось в отзыве Московского биржевого комитета на проект правил о выпуске облигаций, подготовленный в 1900 г. Министерством финансов.     автор :  архив e-mail :  moscowjobnet@gmail.com www :  Google plus статья размещена :  01.10.2019 00:22                НАЗАД     НА ГЛАВНУЮ         MOSCOWJOB.NET Администрация сайта не несет ответственности за содержание объявлений. moscowjobnet@gmail.com