| |
количество просмотров : 475 |
| |
|
| категория : |
ОБЩАЯ
|
| |
|
| |
|
|
| |
| История Московского Кремля (часть 1)
|
| |
|
| |
Архитектурный ансамбль Московского Кремля
Знаете ли вы, что в XX веке архитектурный ансамбль Московского Кремля был уничтожен более чем наполовину?
Что из 54 строений, находившихся внугри кремлевских стен, разрушены 28? Что из 31 кремлевского храма погибли 17?
|
| |
«До недавнего времени об этом не принято было писать. Ни о взрывах 1929 года, когда уничтожали кремлевские монастыри, ни о соборе Спаса на Бору, разобранном ради депутатских буфетов и туалетов, ни о том, как Владимир Ильич Ленин лично выкорчевывал из кремлевской площади памятник-крест с Распятием Христовым. Среди кремлевских утрат минувшего столетия — ценнейшие памятники русского искусства XV — начат XX века, связанные с главными событиями русской истории. Два монастыря, самый старинный собор, игарский дворец, Оружейная палата пушкинских времен, древние иконы и фрески на кремлевских воротах. Многие из погибших памятников, доживи они до наших дней, ценились бы не менее хрестоматийных кремлевских достопримечательностей.
Кремль — сердце Родины. Эту фразу мы слышим с детства. Горько узнавать, как на этом сердце делались операции без наркоза. Какие раны оставил на этом сердце XX век».
Данная книга, иллюстрированная сотнями редких фотографий, — подробнейший путеводитель по уже не существующему, разрушенному Московскому Кремлю, по навсегда утраченным архитектурным и историческим памятникам, которыми могла бы гордиться Россия.
Я впервые осознанно пришел в Кремль, страшно подумать, более четверти века назад, 14-летним школьником. В своем познании Москвы переходил я тогда, пожалуй, от азов к букам. Соборная площадь, Иван Великий, Грановитая палата, Царь- колокол. Не стану описывать, как был я поражен, ошеломлен, восхищен. У каждого человека, видевшего Кремль, — свое первое свидание с ним. Но первое ощущение, первое прочувствование Кремля, уверен, не забывается никем. Как первая любовь.
Отчетливо помню, что с Кремлем в те поры можно было поздороваться за руку. Да-да, именно за руку, как с живым существом. В огромную створку деревянных ворот Троицкой башни была вделана старинная, медная или латунная, дверная ручка — в виде человеческой руки. И я, проходя мимо, всякий раз пожимал ее, здоровался с Кремлем.
Троицкие ворота
Потом, в 1990-е годы, эта ручка куда-то исчезла. Но привычка осталась: каждый раз, проходя через Троицкие ворота, я ищу ручку взглядом — и нахожу лишь отверстие в двери. И каждый раз ловлю себя на том, что испытываю досаду, легкую горечь: как будто бы это лично у меня отобрали что-то знакомое и дорогое, хотя, конечно же, эта дверная ручка никогда мне не принадлежала.
Здесь, может быть, таится один из смыслов историко-культурного наследия: тебе лично оно не принадлежит, но все же оно твое, потому что принадлежит всем. Или, как пишут в законах, является всенародным достоянием. И когда что-то из этого наследия гибнет, исчезает, мы переживаем это как личную утрату. Даже если это всего лишь дверная ручка.
А теперь подумаем: насколько же обокрадены все мы, если Московский Кремль потерял в XX веке чуть ли не половину своих архитектурных и исторических памятников? И мы, и наши дети, и дети наших детей, и бог весть сколько еще поколений? Два монастыря, самый старинный собор, царский дворец, Оружейная палата пушкинских времен, древние иконы и фрески на кремлевских воротах, многие другие памятники. Посетители Кремля начала XXI века могут увидеть в нем гораздо меньше, чем видели их предки столетней давности. И не только потому, что они могли побывать там, куда простых смертных давно не впускают — прогуливались по кремлевским теремам и дворцам, поднимались на колокольню Ивана Великого. Но и потому, что десятков старинных зданий, доживших до 1917 года, в Кремле уже просто нет. Это наша общая огромная горькая утрата, и самое горькое в ней, быть может, то, что она — навсегда. Никакие реконструкции и воссоздания утраченного, которые начались в Кремле в 1990-е годы, не вернут подлинных древностей.
До недавнего времени об этом не принято было писать. Труды по истории искусства обходились расплывчатым «не сохранилось». В десятках кремлевских путеводителей и книг о московской истории можно было прочесть упреки в адрес архитектора Баженова, сломавшего южную кремлевскую стену ради строительства нового дворца, Наполеона, велевшего взорвать Ивана Великого и кремлевские башни, или Николая I, приказавшего разобрать старинный храм Рождества Иоанна Предтечи на Бору, чтобы тот не портил вид из дворцовых окон.
Уничтожение кремлевских монастырей
Но ни слова не было в этих книгах ни о взрывах 1929 года, когда уничтожали кремлевские монастыри, ни о соборе Спаса на Бору, разобранном ради депутатских буфетов и туалетов, ни о том, как Владимир Ильич Ленин лично выкорчевывал из кремлевской площади памятник-крест с Распятием Христовым.
Теперь можно писать обо всем, но о погибшем Кремле знают в подробностях только историки и реставраторы. А это несправедливо. Среди кремлевских утрат минувшего столетия — ценнейшие памятники русского искусства XV — начала XX века, храмы и дворцы, связанные с главными событиями русской истории, с именами ее прославленных деятелей — великих князей, царей, митрополитов, патриархов, полководцев, философов, богословов, ученых, писателей, художников, архитекторов. Многие из погибших памятников, доживи они до наших дней, ценились бы не менее хрестоматийных кремлевских достопримечательностей. И конечно же, они заслуживают того, чтобы о них помнили. А в музейном Кремле нет даже небольшой экспозиции об его утраченных памятниках.
Кремль — сердце Родины. Эту фразу мы слышим с детства. Горько узнавать, как на этом сердце делались операции без наркоза. Горько осознавать, какие раны оставил на этом сердце XX век Недавний век, в котором большинство из нас родилось, в котором мы гордились своей страной, делали ракеты и были впереди планеты всей.
И привыкли думать, что уж Кремль-то у нас в полном порядке и сохранности. Но если продолжать делать вид, что кремлевских утрат мы не замечаем и знать о них не хотим, то у нашего общества никогда не появится иммунитета против инициативных людей, готовых жертвовать нашими общими и вечными историко-культурными ценностями ради своих сиюминутных политических или хозяйственных выгод и надобностей.
Вот поэтому я написал эту книгу. А издательство решило с нее начать книжную серию «Москва, которую мы потеряли».
В старину Россию называли «страной городов», но с не меньшим основанием ее можно назвать страной кремлей. Обширные и небольшие, величественные и скромные, изысканные и суровые — кремли были неизменной частью десятков русских городов.
Погружение в глубину истории
Трудно поверить в это сейчас, когда само слово «кремль» напоминает жителям России и всего остального мира в первую очередь о Москве, и лишь знатоки русских архитектурных древностей вспомнят около дюжины кремлей, сохранившихся в провинциальной России. Путешествие по русским кремлям требует погружения в глубины российской истории и географии: от приграничного Пскова до сибирского Тобольска и от XI столетия до наших дней.
Кремли разбросаны по обширной Русской равнине на первый взгляд беспорядочно, однако в их расположении можно усмотреть некую систему. Дуга каменных кремлей (Нижний Новгород, Зарайск, Коломна, Тула, Серпухов) прикрывает Москву с юга и востока, от некогда почти ежегодных набегов из сопредельных татарских ханств. Более отдаленные от столицы кремли находятся в центрах присоединенных к Москве русских земель (Псков, Новгород), а также былых осколков Золотой Орды (Казань, Астрахань, Тобольск). Нетрудно заметить, что Кремль — принадлежность столицы, будь то столица царства, ханства или малого удельного княжества. Естественно, и иные малые русские столицы — Тверь и Углич, Рязань и Кострома, Калуга и Вязьма, Можайск и многие другие — имели кремли в древности. На земляных валах в большинстве городов возвышались деревянные стены; каменными могли быть несколько башен. В центрах многих городов доныне сохраняются остатки кремлей: соборы, палаты, земляные валы, фрагменты стен и одинокие башни. Но утраченные комплексы крепостных укреплений дают возможность говорить об этих кремлях, увы, в прошедшем времени. Крепость — непременная часть кремля.
Однако не всякая крепость — кремль. Несложно отличить кремли от монастырских крепостных оград, сложнее осознать, почему не совсем правильно именовать кремлями архитектурные комплексы в Ростове Великом, Вологде или Смоленске, во всем похожие на первый взгляд на «классические» кремли. Призовем на помощь автора капитальных трудов по древнерусскому градостроительству JI.M. Тверского: «Кремль русского города представлял собой укрепленный комплекс учреждений, осуществлявших высшую политическую, административную и церковную власть; он заключал в себе главнейшие святыни, места для хранения богатств населения и всяческих запасов».
Внутренняя цитадель русского города
К этому следует добавить, что кремль был, как правило, внутренней цитаделью русского города, который окружали еще один или несколько поясов крепостных стен, каменных или деревянных. Кремль, таким образом, можно сравнить со своеобразным крепостным сейфом, охраняющим все самое ценное, что есть в городе: резиденции светской и церковной власти, соборы и их святыни, сокровища, запасы продовольствия, оружия и т.п. В магическом кристалле кремлей концентрируются все ресурсы русского средневекового города: власть, вера и богатство; кремль оказывается центром города не только географическим, но религиозным, архитектурным, планировочным, властным. Кремль — ядро города, и вместе с тем сам он — самодостаточный город в миниатюре. Именно поэтому приходится отказывать некоторым кремлям в праве так называться. В Ростове и Вологде крепостные стены окружают резиденции местных церковных властей, вне их пределов остаются главный городской собор и двор светской власти. По той же причине — царский дворец в другом месте — нельзя считать даже своеобразным Санкт-петербургским кремлем Петропавловскую крепость. В Пскове и Новгороде, правда, княжеские резиденции — вне кремлей, но археологические изыскания свидетельствуют, что до XII века они были внутри, и только переход к вечевым республикам заставил князей переехать. То, что называют кремлем в Смоленске, на самом деле не внутренняя цитадель города, а окружная его стена. Не стоит путать с кремлями и цепочку каменных крепостей на северо-западных русских рубежах — Копорье, Изборск, Ивангород и др. — это чисто военные поселения — форпосты средневековья.
Собственно, кремль и есть коренное отличие старинного русского города от современного ему западноевропейского. В Европе города «расцентрованы»: замок князя или барона обособлен от города, грозит ему с высокой горы или с окраины и зрительно противостоит городскому центру с ратушей и собором. Иностранные путешественники эпохи средневековья часто называют Московский Кремль на свой манер «замком», но они же и замечают, что Кремль лежит в городе, «как сердце в теле». Главные ворота русского кремля всегда обращены к посаду, т.е. к городу.
Укрепленные центры городов
Укрепленные центры городов, схожие с нашими кремлями, можно встретить только в восточнославянских столицах — Град в Праге, Царевец в болгарском Великом Тырнове. С другой стороны, города западноевропейского типа, города при замках, встречаются в западных землях Киевской Руси, но все они относятся к домонгольской эпохе, когда о кремлях еще и слуху не было.
Почему Россия со временем изобрела кремль, а в Западной Европе не было ничего похожего — одна из тайн истории. Разгадку, видимо, стоит искать и во внутренней политике, и во внешней.
Термин «кремль» встречается впервые применительно к Твери и Москве в первой трети XIV веса: «В лето 6839 (1331) мая 3 был пожар на Москве, погорел город Кремль», — говорит летопись. Происхождение этого слова несколько веков вызывает споры. Известный архитектор Николай Львов в «Опыте о русских древностях в Москве» (1797) замечает: «Кажется, что заимствовано оное из языка татарского». Иван Забелин в «Истории города Москвы» (1905) указывал на «кремлевник» из словаря Даля — «хвойный лес на болотистом месте». Гипотезы последних лет обращают внимание на Грецию, намекая на тесные культурные связи православных стран — греческое «кримнос» означает крутую гору над оврагом или берегом. Между прочим, еще заезжие иностранцы XIX века сравнивали Московский Кремль с афинским Акрополем — не по внешнему облику, естественно, а по типу и структуре архитектурного комплекса.
У «кремля» есть два синонима — «кром» (упоминается во Пскове в 1393 году) и — более древний — «детинец». «Кром» — очень старинное слово, обозначающее склад (мы до сих пор слышим о «закромах родины»), «детинец» же историки объясняют как «сыновний город», вторую стадию развития древнерусских поселений — укрепленная часть обособляется от первоначальной княжеской усадьбы, образуя кремль. Археологи подтверждают, что именно так обстояло дело в Новгороде и в Москве.
Итак, перед нами русский кремль во всей своей красе. Это цельный городок с площадями и улицами, воротами и стенами, храмами и палатами, дворцами и жилыми кварталами.
Разнообразные постройки
Постройки разнообразны, но типы их повторяются от города к городу. Царским дворцам в Москве и Коломне соответствуют в провинциальных кремлях государевы и воеводские
дворы, московским приказам — приказные и губные избы, впоследствии — губернаторские резиденции (Казань, Нижний Новгород) и присутственные места.
Патриарший дворец в Москве отзывается многочисленным эхом провинциальных владычных дворов и архиерейских домов. На главной площади в кремле стоят главный городской и прочие соборы, в которых, как правило, покоится, прах местных правителей и мощи святых, у ворот высятся монастыри и многочисленные храмы. Самый древний из кремлевских соборов России — новгородская София (1045— 1050), самый поздний — Успенский собор в Туле (1762— 1764). Успенский собор Московского Кремля — крестовокупольный и пятиглавый — на века становится образцом для подражания в бесчисленных городах и монастырях. Серия кремлевских соборов венчается на рубеже XVII—XVIII столетий двумя великолепными и потрясающими воображение Успенскими соборами в Рязани и Астрахани.
Соборы занимали главенствующее положение в центре кремлей — только это место было достойно главной святыни города. По соседству с собором стояла высокая колокольня— самая знаменитая из них, безусловно, московский Иван Великий. Интересно, что в «ложных» вологодском и ростовском кремлях «свято место» — пусто; городской собор стоит на площади за стенами, а центр комплекса митрополии ничем не занят.
В жилой части кремлей — боярские подворья, дворы служителей кремлевских храмов и учреждений, а также «осадные дворы» — здесь горожане, живущие вне кремля, хранят наиболее ценное имущество, переселяясь сюда во время вражеских нашествий. Первый каменный жилой частный дом в Москве известен, естественно, в Кремле — это палаты купца Тарокана (1470). В XVIII—XIX веках «дух жизни» стал потихоньку выветриваться из кремлей вместе с самим жильем, казавшимся неуместным рядом с административными зданиями. В наши дни лишь в одном кремле — Коломенском — как встарь, за стенами живут люди.
Колодец-тайник
Обязателен был в кремле и колодец «тайник» под защитой мощной башни (Тайницкие башни известны в кремлях Москвы, Нижнего Новгорода, Тулы, Казани, в Астрахани есть Потайные Водяные ворота, в Новгороде был пристроенный к стене особый «Тайницкий городок»). Здесь же, в кремле, — хранилища: Житные, Сытные, Зелейные дворы и прочие склады, а также тюрьмы (в XVIII—XIX веках — гауптвахты), губные и съезжие избы и т.п.
И наконец, крепостные стены. Излишне говорить, что каменным крепостям предшествуют деревянные, известные с IX века, Кремли, дошедшие до нашего времени, выстроены, за исключением псковского (XII—XV веков), в едином Русском государстве — по приказу из Москвы и присланными Москвой мастерами. Вслед за кремлевскими стенами Москвы (1485—1495, окончательно завершены в 1516 году) строятся на памяти одного поколения кремли в Новгороде (1484—1500), Нижнем Новгороде (1500—1511), Туле (1514— 1521), Коломне (1525—1531), Зарайске (1528—1531). Вторая половина XVI века, время борьбы с поволжскими ханствами, дает новую серию кремлей: в Серпухове (1550-е годы), Казани (1556—1568), Астрахани (1582—1589). Ростовский и вологодский Митрополичьи дома, которые по привычке иногда называют кремлями, построены в 1б70-х годах. Последний русский кремль возведен в Тобольске уже при Петре I (1712—1717), он же первый, выстроенный по архитектурному проекту (1699) в современном понимании этих слов.
Наиболее протяженные стены в Московском Кремле (2235 м), немногим уступают ему коломенский и нижегородский (более 2000 м); самый маленький кремль — в Тобольске (676 м, без пристроенных к кремлю Софийского и Гостиного дворов). Зато коломенские стены превзошли высотой даже московские (24 м против 19), остальные кремли значительно ниже. Толщина кремлевских стен колеблется в разных городах от 2,7 до 5,2 м. Кремлевские стены сложены из кирпича, в Нижнем и в Зарайске нижние части стен из белого камня. Был и целиком белокаменный кремль — в Серпухове, не говоря уже, конечно, о московской крепости времен Дмитрия Донского, с которой и повелось величать Москву «Белокаменной».
Боевые заслуги
Все кремли, кроме разве что позднего тобольского, имеют славную боевую историю. В 1572 году во время самого страшного набега на Москву крымских татар во главе с Дев- лет-Гиреем был сожжен весь город, однако Кремль враги захватить не смогли. После строительства каменных стен Московский Кремль был взят лишь однажды. И сделали это. русские в 1612 году, освобождая столицу от засевших в ней поляков. Помнит Кремль и Наполеона, однако французы заняли его, как и Москву, без боя, если не считать обстрелянного группой москвичей из Троицких ворот французского авангарда, приближавшегося к Кремлю по Воздвиженке. Казань и Астрахань штурмовали и брали тоже только «свои»: Астрахань занял в 1670 году Степан Разин, Казань в 1774-м — Емельян Пугачев, не сумевший, правда, захватить кремль. Нижегородский кремль успешно пережил осады казанских татар в 1520-м и 1536 годах, Псковский кром выдержал в 1581—1582 годах осаду могучего воинства Стефана Батория. Тула успешно отбилась от крымцев в 1552-м, а в 1607 году войска Василия Шуйского осаждали в здешнем кремле повстанцев Ивана Болотникова и смогли взять крепость только измором. Коломенские и зарайские кремлевские стены тоже помнят набеги полчищ крымского хана. Последний раз кремли готовились сослужить боевую службу во время Северной войны: цитадели Пскова и Москвы укрепили тогда частично сохранившимися доныне земляными бастионами, но шведский король Карл XII не дошел ни до Пскова, ни до Москвы. И очень скоро кремли увольняют с военной службы; указ Петра I вЛ 720 году, например, повелевает «Новгородскую крепость оставить и гарнизону там не быть».
Оставшись не у дел, крепостные укрепления ветшают, обваливаются и разбираются — где ради «благолепия», где просто на стройматериалы. Именно поэтому в Коломне сохранилось 7 башен из 17; «не хватает» башен и в Нижегородском, и в Новгородском кремлях. Дипломат Дмитрий Свербеев, проехав через Псков в 1826 году, замечает, вернее, не замечает: «Кажется, не было и кремля». Об Астраханском кремле пишут в 1840-е годы, что само существование его «является излишним и даже вредоносным в гигиеническом отношении».
Тайный замысел
В XVIII веке в Москве сносят всю южную кремлевскую стену для строительства нового дворца императрицы по знаменитому проекту Василия Баженова. Парадоксально, но баженовский проект, задвигавший все древние кремлевские здания на задворки огромного нового дворца, превращал Кремль в замок европейского типа, конечно, в иных архитектурных формах. Может быть, поэтому от строительства дворца отказались и стену вернули на место?
Лишь во второй половине XIX века власти, подгоняемые энтузиастами-краеведами, начинают заботиться о кремлях как об исторических памятниках: древние здания больше не разбирают, а невежественные ремонты сменяются реставрациями. Вторая волна разрушений накрывает кремли в советское время, в эпоху борьбы с «наследием рабского прошлого» и «религиозным дурманом». Соборы, храмы, монастыри сносят в кремлях Москвы и Казани, Нижнего Новгорода. Камень для строительства московского метро добывают из стен кремля в Серпухове. Великую Отечественную войну большинство кремлей встречает уже в руинах, и нынешний цветущий вид большинства кремлевских ансамблей — заслуга реставраторов последних пятидесяти лет.
Кремлевские стены, как правило, следуют очертаниям рельефа, и крепости либо имели форму, близкую к треугольной (форма мыса при слиянии рек), как в Москве, Пскове и Астрахани, либо представляли собою в плане неправильные многоугольники, как в Коломне, Нижнем Новгороде, Тобольске или Казани. Уникален овальный в плане Новгородский кремль; каменные стены повторяют очертания крепости XIV века (а местами и включают ее фрагменты), в свою очередь, унаследовавшей контур древних земляных укреплений. Особняком стоят строго прямоугольные кремли Тулы и Зарайска, выстроенные по последней европейской фортификационной моде своего времени. Не случайно эти «регулярные» крепости, как, впрочем, и коломенскую, приписывают итальянским мастерам, в XV—XVI веках работавшим при московском великокняжеском дворе. Документально известна причастность итальянца Петра Фрязина к строительству кремля в Нижнем Новгороде.
Роль целой плеяды итальянцев не сводится просто к исполнению важного государственного заказа.
Строители Московского Кремля
Строители Московского Кремля Марк Фрязин и Антонио Джиларди, Пьетро Антонио Солари и Аристотель Фьораванти, Алоизио да Карезано и Алоизио Ламберти да Монтаньяна — все эти мастера, именуемые в наших летописях Антонами и Петрами Фрязиными, Алевизами Старыми и Новыми, приехав в Московию, чтобы придать имперские размах и величественность ее столице, не только познакомили русских с приемами западной строительной техники и организации, но и ввели Россию в мир европейской архитектуры — от планировочных решений до деталей. Знаменитые кремлевские зубцы «ласточкин хвост», например, — прямая копия зубцов замка Сфорца в Милане, и о сознательном воспроизведении далекого прототипа говорит в письме на родину Алевиз Старый. «Иноземный» облик Кремля свидетельствовал о принадлежности русской столицы к европейской цивилизации. Не о том ли думал и строитель Спасской башни в Москве Пьетро Антонио Солари, когда называл себя «architectus generalis Moscovial»?
Эти слова иноземца заинтересуют всякого, кто задумается над вопросом: существовал ли некий тайный замысел кремлей и какое содержание вкладывали современники в их архитектурные формы? Известно, что в древности городской (т.е. кремлевский) собор символизировал небесную защиту града и его жителей. Потому-то псковичи называли свой город домом Святой Троицы, а новгородцы говорили: «Где святая София, там и Новгород». Понятно, что крепостные стены означают защиту земную. На иноземцев действовало: путешественнику XVII столетия Павлу Алеппскому стены Коломенского кремля казались «страшной высоты», ему вторит из века XIX француз Астольф де Кюстин, стоя у подножия Московского Кремля: «Стены Кремля — это горный кряж По сравнению с обычными крепостными оградами его валы то же, что Альпы рядом с нашими холмами. Кремль — это Монблан среди крепостей».
Цитадель, впрочем, если верить древним путешественникам, была для них не столь уж безобидной. В Москве иностранных послов никогда не поселяли в Кремле — но это полбеды. Иноземец Ланну пишет о Псковском кремле: «В большой замок никто из иностранцев не имеет права входить под страхом смерти».
>
Несколько безопаснее было удовлетворять любопытство в Астрахани — там, по свидетельству дипломата Дона Хуана Персидского (1599), доступ в кремль «можно получить только по особому разрешению». Но в Казани за проникновение в кремль снова грозят смертью — на этот раз доморощенным иностранцам, татарам, как свидетельствует в XVII веке Адам Олеарий.
Что же, какую святыню столь ревностно охраняют от чужеземцев и иноверцев? Может быть, не только видимую (ее не унесешь), но и некую мыслимую?
Историки давно обратили внимание на совпадение плана Московского Кремля (контур его приближается к треугольнику) и фрагментов древнерусских текстов, повествующих о закладке и строительстве «святых» в средневековом понимании городов. В «Повести о Царь-граде» (Константинополе) император Константин «повеле размерит место на три угла: на все стороны по семи верст». Если представить себе Московский Кремль в виде треугольника, вершины которого Водовзводная, Москворецкая и Угловая Арсенальная башни, то на каждой стороне треугольника оказывается по семь башен. «Сказание о начале Москвы» содержит «сбывшееся» пророчество: «на сем месте созиждется град превелик, и распространится царствие треугольное». «Треугольное царствие», оно же Царство Троицы, приходит на ум и при взгляде на план центра средневековой Москвы (стены Кремля и примыкающего к нему Китай-города образуют почти равносторонний треугольник, в центре которого Троицкий собор, более известный как храм Василия Блаженного). Те же аналогии преподносит нам треугольный псковский кремль с его Троицким собором. Можно вспомнить и астраханский кремлевский треугольник с Троицким монастырем внутри.
Внешний облик кремлей также воплощал образ «небесного града»: в центре располагался соборный комплекс с высокой колокольней; его ведущую роль подчеркивали меньшие по высоте кремлевские храмы и проходящий по бровке или у подножия холма пояс крепостных
стен. Подобная иерархия просматривалась и в общем виде города: кремль занимал в нем главенствующее центральное положение на вершине холма, ниже располагались посады, приходские храмы и внешние кольца укреплений. Такие виды можно застать еще на редких фотографиях Москвы середины XIX века, когда древний силуэт города не был еще заслонен высокой застройкой позднего времени.
Легенды и диковины
Отчасти символическим было и приглашение в Россию мастеров-итальянцев, примерно совпадающее по времени с распространением в русском обществе теории о «Москве — Третьем Риме»: мастера «от Первого Рима» должны были создать «царствие треугольное», напоминающее о Риме Втором (Константинополе). Справедливости ради назовем и сохраненные историей имена русских мастеров-горододельцев, строивших каменные кремли — Постник Яковлев и Иван Ширяй в Казани, Михаил Вельяминов, Григорий Овцын и дьяк Дей Губастый в Астрахани, Семен Ремезов в Тобольске.
Не будем описывать здесь общеизвестные достопамятности Московского Кремля. В любом русском провинциальном кремле есть некие уникальные черты, детали или целые здания. Новгород гордится собственной Грановитой палатой и Часозвоней. Во Пскове цел уникальный «охабень» — каменный коридор-ущелье меж двух отвесных стен, ведущий на центральную Вечевую площадь. Коломна славится «готическими» башнями, выстроенными великим Казаковым. В Астрахани вам покажут Лобное место и фантастической красоты Успенский собор — «последний собор Древней Руси», о котором пораженный Петр Великий сказал: «Во всем государстве нет такого лепотного храма». В Казани продемонстрируют хитрое устройство проездных ворот, где изогнутый коленчатый проезд заставлял врага поворачиваться к крепости незащищенным правым боком. В Зарайске — другая хитрость: в полу второго яруса воротной башни устроен широкий проем, и если враг имел неосторожность проломить внешние ворота и ворваться внутрь башни — смерть падала сверху. В Тобольске заезжему туристу непременно загадают загадку: почему купола Софийского собора во глубине сибирских руд в точности повторяют грушевидные барочные главы храмов далекого Киева? Язык до Киева доведет, пока вы додумаетесь, что местный архиерей был оттуда родом.
А если диковинок вам покажется мало, то не избежать кремлевских легенд, имеющих мало общего с действительностью, но много — с поэзией истории. В Нижнем Новгороде любят героическую легенду Коромысловой башни — о девушке, которая во время осады города вышла с коромыслом за водой и была с коромыслом же замурована в стену безжалостными татарами, отчего башня и славится необыкновенной прочностью.
Живые кремли
Если девушку очень жалко, есть и оптимистический вариант легенды: она так храбро отбивалась от татар коромыслом, что те ее «убоялись» и в страхе бежали от стен нижегородского кремля. Коломенская Маринкина башня напоминает о Марине Мнишек, которая и впрямь жила некоторое время в здешнем кремле; легенда же говорит, что супруга двух Лжедмитриев была в этой башне не только заточена, но и улетела из нее в окно, колдовским образом обернувшись вороной. Казанская легенда о последней татарской царице Сююмбеки насыщена прямо-таки шекспировскими страстями: к ней сватался сам Иван Грозный, и она обещала ответить «да», если мастера русского царя выстроят ей башню выше всех казанских минаретов. Когда башня была готова, царица взошла на нее поглядеть в последний раз на родной город — и бросилась вниз, чтобы не доставаться же никому, в том числе и царю-завоевателю. В Астрахани вас станут донимать бесконечными историями о Стеньке Разине и о боярах, которых он сбрасывал с давно исчезнувшей башни-раската.
Но довольно легенд. Кремли тем и хороши, что легенды переплетены в их стенах с былью, фантазии — с реальностью наших дней. Русские кремли сегодня — архитектурно-исторические заповедники, с музейными экспозициями, сувенирными лавочками и фольклорно-сказочными ресторациями для туристов. В них можно часами бродить, воображая себе картины давнего прошлого и любуясь великолепными художественными памятниками. Как встарь, звонят теперь в них колокола, а из дверей храмов — недавних музеев или складов — доносится церковное пение. Лишь три кремля — Московский, Нижегородский и Казанский — по-прежнему несут нелегкое бремя правительственных и административных резиденций. Последнее обстоятельство доставляет определенные неудобства любознательным туристам, но оно же означает, что кремли живут, исполняя все то же предназначение, что и в глубокой древности. Более того, они живут несколько иной жизнью, чем пятнадцать лет назад, ибо даже грозные стены твердынь бессильны перед штурмующими колоннами политики и бизнеса. В Казанском кремле выстроили внушительную мечеть — сие означает, что политические виды показались важнее искаженных исторических.
Сентиментальное путешествие
В Тульском кремле появился немыслимый в прежние годы пыточный аттракцион-музей, где любители острых ощущений могут примерить на себя роль жертв средневековых заплечных дел мастеров. А в Москве воссоздали уничтоженное в 1930-е годы Красное крыльцо, восстановили Андреевский и Александровский залы Большого Кремлевского дворца. Обсуждаются проекты музеефикации колокольни Ивана Великого и создания экспозиции об истории снесенного Вознесенского монастыря и некрополя русских цариц.
А это значит, что кремли оживают.
Ныне в моде все виртуальное — страсти, игры, знакомства, секс, сама жизнь, наконец. И, конечно, путешествия. Последуем моде — прогуляемся мысленно по Московскому Кремлю.
Войдем в него не как позволено, а как положено — с Красной площади, в Спасские ворота. Пройдем между двумя шатровыми часовнями у подножия Спасской башни и окажемся внутри Кремля. Перед нами Спасская улица. Слева — кремлевская гауптвахта, но наш взгляд на ней не задержится. Потому что справа мы видим великолепный храм в готическом стиле. Это Вознесенский монастырь. Верхи его более старинной церкви и колокольни мы видели еще с площади, из-за кремлевской стены. Рядом с готической церковкой — ворота. Зайдем на монастырский двор и поразимся величию древнего пятиглавого собора. Внутри его — вековая усыпальница русских цариц и великих княгинь.
Оставим монастырь и пойдем дальше по Спасской улице. На углу — трехэтажное классическое здание с полукруглой колоннадой — Малый Николаевский дворец. Памятная доска на стене дворца сообщает, что в нем родился император Александр II. А вот и сам он, бронзовый, под красивой шатровой сенью — напротив своего дворца. Памятник Александру Освободителю, шепчет незримый гид: Подойдем, посмотрим с галереи монумента вниз, в кремлевский сад. Среди деревьев белеет церковка с одной главой — храм Константина и Елены
Что это, пушечный выстрел? Ах да, уже полдень, а в Кремле в полдень стреляет пушка, что стоит на Стрельнице Тайницкой башни на набережной Москвы-реки.
Вернемся ко дворцу, обойдем колоннаду.
Двойная церковь замечательной красоты
А это что за десятиглавое чудо, двойная церковь замечательной красоты? Рядом нарядное здание с готическим портиком. Чудов монастырь, обитель святого Алексия Митрополита. Внутри двора — древний одноглавый собор, колокольня со шпилем.
Выйдем из монастыря, пересечем Ивановскую площадь. Сквозь ворота в ажурной чугунной ограде войдем на площадь Соборную. Остановимся перед Грановитой палатой. Справа, между нею и Успенским собором, видна небольшая церковь Ризположения. Вереница людей поднимается по ее лестнице в Печерскую часовню — поклониться чтимой иконе. Слева — знаменитое Красное крыльцо, по нему государи проходят во время коронации.
Поднимемся на Ивана Великого, оглядим московский горизонт с высоты. Виден край города, леса, поля. Взгляд за держивается на высоких монастырских колокольнях, окраин — вот новодевичья, вот симоновская, вот андрониковская. Левее темнеют Красные ворота. Еще левее — розовая Сухарева башня. А храмов-то, а золотых маковок — море! В юго-западном углу Кремля, у самой стены, тоже золотится маковка церкви, пристроенной прямо к башне, — храм Благовещения на Житном дворе. А вот правее еще один крест, на Боровицкой башне, у входа в которую видна часовня.
Спустимся с колокольни и, взяв бесплатный билет в дворцовой конторе, войдем в Большой Кремлевский дворец. Он открыт для посетителей каждый день с десяти часов утра до трех часов дня, так что времени у нас достаточно. Побродим1 по парадным залам, заглянем в Грановитую палату, терема, дворцовые церкви. Из окон, выходящих во внутренний двор, поглядим на самый старинный в Кремле собор Спаса на Бору.
Выйдем из дворца, пройдем вдоль него по направлению к Боровицким воротам, свернем направо, на Дворцовую улицу. Справа, за углом дворца — череда Кавалерских корпусов. А в их дворе — другие корпуса: Гренадерский, Офицерский, Синодальный. Здесь живут дворцовые служители, а в дни пребывания в Кремле императора размещается его свита.
Дойдя до конца улицы, повернем направо. Перед нами протяженное здание, на дальнем от нас его углу стоит Царь- пушка. Это кремлевские казармы, некогда Оружейная палата.
Сооружения, стоявшие внутри кремлевских стен
На планах Кремля начала XX века можно различить 54 сооружения, стоявшие внутри кремлевских стен. Более половины из этого списка — 28 зданий — уже не существуют. И это в Кремле, который занесен в списки ЮНЕСКО и считается эталоном сохранения и реставрации памятников старины!
Как выглядит в этом отношении Кремль на фоне остальной России, чье культурное наследие, в отличие от кремлевского, и ныне тает на глазах?
К началу XXI века Россия сохранила жалкие остатки своего наследства старины. Более 80 тысяч памятников истории и культуры, официально состоящих в РФ на государственной охране, — цифра внушительная, если не знать масштабы потерь за целый век. Две волны погромов дворянских усадеб — в 1905-м и 1917—1918 годах. Две волны массовых сносов храмов и монастырей — в 1920—1930-х и в 1960-х годах. Безжалостная по отношению к старине (за малым исключением) реконструкция исторических городов — с 1930-х по сей день. Плюс то, что развалилось или сгорело, простояв бесхозным десятки лет. Плюс уничтоженное в ходе чересчур принципиальных реставраций и варварских «реконструкций», когда подлинный исторический памятник частично или полностью исчезал, заменяясь «новодельной» копией.
Точной статистики утрат культурного наследия России за прошедший век не существует. Приблизительные подсчеты позволяют почувствовать масштаб потерь. Погибло или превращено в руины 25—30 тысяч церквей и соборов, около 500 монастырей, не менее 50 тысяч ценных городских зданий, около 2 тысяч усадеб. Погибли сотни тысяч предметов прикладного искусства, десятки тысяч художественных живописных произведений, фресок, росписей, не менее 20 миллионов икон. Из 130 выдающихся памятников деревянной архитектуры Русского Севера, описанных в специальной монографии 1940-х годов, к 1986 году существовало лишь 38.
Более точные сведения имеются об утратах Москвы. В ней, согласно скрупулезным подсчетам историка С.Н. Бурина, с 1917-го до 1989 года снесено 368 храмов. В 1940 году специальная комиссия Академии Архитектуры СССР подвела итоги предвоенной реконструкции города: с 1917-го по 1940 год «уничтожено 50 процентов архитектурно-исторических памятников национальной архитектуры».
Скромные подсчеты
По самым скромным, неполным подсчетам, в советское время в Москве разрушено около 700 памятников архитектуры и около 3 тысяч зданий исторической застройки. Согласно официальным данным, преданным гласности на Всесоюзном совещании по вопросам охраны памятников культуры 1988 года, в 1950—1980-е годы в Москве было снесено 2200 исторически ценных зданий, в том числе с 1976 года — 805. В 1976— 1990 годах, согласно официальным документам, Комиссия по вопросам сохранения зданий в исторических районах Москвы рассматривала вопрос о сносе 2575 зданий, разрешила снос 1360. Этот печальный процесс с размахом продолжается в наши дни — «реконструкция» города ежегодно пожирает десятки старинных домов и особняков, на месте которых воздвигаются доходные офисы, торгово-развлекательные комплексы и элитное жилье. Среди погибшего в 1991—2006 годах — несколько палат XVII века, дворянские особняки XVIII—XIX столетий, дома, связанные с именами Пушкина и Сухово-Кобылина, А. Островского и Есенина, И. Ильфа и А. Тарковского, здания, построенные Баженовым, Казаковым, Шехтелем. Но это отдельная тема. Кремль, к счастью, вандализм 1990-х почти не затронул.
С ним расправились гораздо раньше.
Наверное, можно отыскать конкретные причины исчезновения каждого из тысяч исторических памятников, погибших в России в XX веке, в том числе кремлевских. Но есть одна общая причина. Ее сформулировал несколько лет назад в беседе с автором этих строк доктор искусствоведения, директор Государственного института искусствознания АИ. Ко- меч: главное условие сохранности культурного наследия — желание властей и граждан его сохранить. Если памятник погиб — значит, этого желания не было, значит, сохранность объекта наследия не была категорическим императивом для властей, архитекторов и реформаторов. Уничтожение памятника культуры ради решения транспортных, жилищных, хозяйственных, социальных, идеологических иных проблем есть не что иное, как нежелание искать компромисс между нуждами современности и ценностями культурной и духовной истории народа, которая, конечно же, является не менее важным элементом той самой современности, ради коей приносится в жертву.
Утраты и вандализм
Вышеописанная «причина нежелания» пронизывает историю всех сносов, утрат и вандализмов России последнего века (и Кремля, разумеется). Но откуда берется это нежелание? Позволим себе старинную цитату из рукописи человека, который заплатил за охрану памятников собственной свободой и жизнью.
«Русская революция. позволяет на основе разрушений и вандализмов построить целый психико-социальный этюд Страсть к разрушениям на известной ступени развития есть, в сущности, не что иное, как творчество со знаком минус. Как и во всяком творчестве, в нем наблюдается желание проявить себя, причем с наибольшим эффектом и по линии наименьшего сопротивления. Характерно, что такое творчество не продиктовано соображениями материального характера. Разрушение ради разрушения соответствует идее «искусства для искусства». «Отрицательное» творчество обросло хищничеством, величайшим обогащением и стремлением рассчитаться с «проклятым прошлым». И в результате слияния этих трех элементов, как в некоем химическом соединении, произошел тот взрыв, от которого запылали дворцы и дома с колоннами, рухнули церкви, загорелись костры с книгами, старинной мебелью».
Алексей Николаевич Греч, председатель Общества изучения русской усадьбы, написал эти строки в 1930-е годы, в лагере на Соловках. Кажется, что они несколько устарели, что объясняют лишь вандализм первых послереволюционных лет. Но это только на первый взгляд. Свидетель гибели старой культуры и ее памятников, Греч подметил крайне важную связь разрушения и творчества. «Отрицательное» творчество со временем оттеснялось на задний план «созидательным», но суть оставалась та же: ценности, связанные с прошлым, легко приносились в жертву творчеству нового. Социальному, культурному, архитектурному, идеологическому. История Москвы и XX столетия, и начала XXI века, к сожалению, богата примерами неравной борьбы «творцов» и хранителей наследия.
Иные законы и правила
Конечно же, Кремль, ставший в 1918 году замкнутой цитаделью и резиденцией коммунистических вождей, жил по иным законам и правилам, чем окружавшая его «красная столица». Здесь не было коммунальных квартир, хлебных очередей, трамвайных звонков и толкотни на оживленных улицах. Сюда не заглядывали экскурсанты, и простые москвичи не могли уже, как в проклятые царские времена, гулять по кремлевским садам и осматривать старинные храмы и терема. Храмы, естественно, были затворены в том же 1918-м, и кремлевские колокола надолго умолкли.
В Кремле делалась большая политика, решались судьбы страны и мира, в кабинете Сталина горело всю ночь окно, воспетое поэтами.
Но трагедия исторического Кремля неотделима от московской трагедии. То, что произошло с памятниками Кремля в XX веке, было прямым следствием сознательной политики новой власти по отношению к истории России, к московской старине и ее памятникам. «Социалистическая реконструкция» Москвы в 1920— 1930-е годы и ее продолжение в последующие десятилетия, вплоть до нынешнего — это, конечно, тема отдельной книги. Поэтому здесь мы лишь кратко обрисуем, как и почему «красная Москва» постепенно, но планомерно уничтожала Москву историческую.
«Москва не музей старины. Москва не кладбище былой цивилизации, а колыбель нарастающей новой, пролетарской культуры». Так писал в 1925 году столичный журнал «Коммунальное хозяйство», давая отповедь тогдашним защитникам московских памятников. «Улица, площадь не музей. Они должны быть всецело нашими. Здесь политически живет пролетариат. И это место должно быть очищено от. векового мусора — идеологического и художественного». Цитата из статьи некоего В. Блюма в «Вечерней Москве» 1930 года.
То, что кто-то «политически живет» на улице, — не пропагандистский бред. В этих словах выражено агрессивное мировоззрение эпохи, в которую столичный город стал ареной ожесточенной борьбы двух культур — условно говоря, «старой» и «новой». Последствия этой борьбы до сих пор у всех перед глазами.
Постройки на месте снесенных храмов
Имеющий очи да видит, и пусть не дает обманывать себя расхожими объяснениями, что памятники Москвы пали жертвой некультурных хозяйственников, которым надо было расширять улицы или строить жилье и заводы. Десятки школ в центре Москвы построены на месте снесенных храмов. Дворец культуры завода имени Сталина воздвигается именно на месте взорванного Симонова монастыря, хотя стройплощадку на тогдашней окраине можно было организовать с меньшими эффектами; рабочие ходили на субботники по разборке монастырских руин с примечательным лозунгом: «Построим на месте очага мракобесия очаг пролетарской культуры!» Дворец Советов проектируется и начинается строительством опять-таки на месте храма Христа Спасителя. Символы прежней России сменяются новыми, Третий Интернационал заступает место Третьего Рима — это далеко не случайные совпадения.
Творчество новой Москвы на руинах старой — вполне сознательно и заранее оправдано высшим руководством. Вот, например, какие вещие слова обронил товарищ Сталин по поводу сноса Сухаревой башни: «Советские люди сумеют создать более величественные и достопамятные образцы архитектурного творчества». Иногда новые «образцы творчества» и не требуются — достаточно того, что старые уничтожены. На месте прославленных московских храмов Успения на Покровке и Николы Большой Крест до сих пор пустыри. Когда не хватает времени и средств на снос — символ прежнего мира «нейтрализуют»: ломают колокольню, снимают главы или хотя бы кресты, сбивают декор, перестраивают под жилье, цех, склад, коровник, скотобойню — сотни таких примеров были весьма наглядны еще пятнадцать лет назад.
Почему коммунистическая Россия объявила войну архитектурному наследию прежнего режима? Причем не только храмам, что можно было бы списать на происки воинствующих безбожников. Раздражение вызывает, например, Китайгородская стена, «кирпичные кости Ивана Грозного». Мемориальный памятник на Бородинском поле до того, как его в 1930-е годы сдали в металлолом, был украшен призывом: «Довольно хранить наследие рабского прошлого!»
Один из активных деятелей реконструкции города
Один из активных деятелей реконструкции города в 1930-е годы Коробов «проговорился» в августе 1934 года на I съезде советских писателей: «Нет Китайгородской стены, нет Сухаревки, нет той старины, которая нам мешала переделывать Москву старую в Москву социалистическую». А почему, собственно, старина «мешала»? Потому что стояла на пути творческих замыслов создателей новой Москвы — политиков и архитекторов.
15 июня 1931 года Пленум ЦК ВКП(б) принял решение о реконструкции Москвы как «социалистической столицы пролетарского государства». В 1935-м подписанное Сталиным и Молотовым специальное постановление СНК СССР и ЦК ВКП «О генеральном плане реконструкции гор. Москвы» перевело эту политическую задачу на язык архитектуры: «чтобы строительство в столице СССР и архитектурное оформление столицы полностью отражали величие и красоту социалистической эпохи».
Естественно, социалистическое величие памятники старины никак не могли отражать. Они отражали другое величие и. надо сказать, что рядом с ними памятники нового социалистического величия смотрелись довольно убого и нехудожественно. Сравнение величий сплошь и рядом было не в пользу нового, поэтому удивительно, что в Москве вообще сохранилось что-то старинное. Печать растолковывала задачи политического и архитектурного творчества. «Гигантские задачи по социалистическому строительству и новому строительству Москвы., требуют четко выраженной классовой пролетарской архитектуры». «Давно пора поставить вопрос о создании в плановом порядке комплексного архитектурного оформления города, отражающего идеологию пролетариата и являющегося мощным орудием классовой борьбы» и т.п. Когда архитектура объявляется орудием классовой борьбы, охрана памятников старины становится не просто ненужным, но небезопасным делом. Специалисты, пытавшиеся отстоять от сноса церкви и палаты, мешая тем самым делу социалистической реконструкции, оказывались по ту сторону классовых баррикад.
Квалифицированные охраны памятников
В 1931 году охрана памятников была квалифицирована в советской печати следующим образом: «Тайные и явные белогвардейцы жалеют камни прошлых лет. Им дороги эти камни, потому что на храмы, синагоги, церкви они возлагают немало надежд как на орудие восстановления их былого могущества, власти и богатства». А в 1933 году Л.М. Каганович говорил, что «в архитектуре у нас продолжается ожесточенная классовая борьба. Характерно, что не обходится дело ни с одной завалящей церквушкой, чтобы не был написан протест по этому поводу. Ясно, что эти протесты вызваны не заботой об охране памятников старины, а политическими мотивами — в попытках упрекнуть советскую власть в вандализме».
И это были вовсе не пустые угрозы. Известный исследователь древнерусской культуры Г.К Вагнер был арестован в январе 1937 года и впоследствии отправлен в лагеря «за оскорбление вождей Советской власти». Следователь требовал от Вагнера, чтобы он признался в том, что «ругал Кагановича, Ворошилова и других за снос Сухаревой башни и Красных ворот». Ранее, в начале 1930-х годов, по стране прокатились процессы краеведов, которых вместе с крупнейшими академиками-историками обвиняли в заговоре против советской власти, в «замаскированных антипартийных выступлениях», пропаганде монархических и религиозных идей, создании контрреволюционного «Всенародного союза борьбы за освобождение свободной России». В тюрьмах и лагерях оказываются видные историки, искусствоведы, реставраторы, краеведы — Н.П. Анциферов, АВ. Чаянов, АИ. Анисимов, АИ. Некрасов, Н.Н. Померанцев и многие другие. Широко известен легендарный эпизод с арестом и высылкой из Москвы легендарного реставратора ПД Барановского, отказавшегося обмерять для сноса храм Василия Блаженного.
На рубеже 1920—1930-х годов совершается разгром краеведения и общественных организаций, так или иначе связанных с культурным наследием. Закрываются Общество истории и древностей российских, Общество любителей старины, Общество изучения русской усадьбы, комиссия «Старая Москва». В разгар реконструкции защищать московскую старину было уже практически некому, а те, кто решался вступиться за памятники, могли ожидать репрессий.
|
| |
|
| |
| автор : |
архив
|
| e-mail : |
moscowjobnet@gmail.com
|
| статья размещена : |
24.11.2019 23:13 |
| |
|
| |
|
| версия для печати |
| |
|
   |
| |
|
| НАЗАД |
| |
|
| НА ГЛАВНУЮ |
| |
|
|
